Звездолет возвращается на Землю (сборник) - [2]

Сначала Олегу показалось, что кто-то из соседей-рыбаков окликнул его. Он недовольно огляделся. Что за чудак?..

«Олег Донцов! Олег Донцов! — на этот раз громко и явственно прозвучало, казалось, прямо над ним. — Вас срочно вызывают в институт. Вас срочно вызывают…»

Олег взглянул на диск наручной рации. Он светился. Прошло полминуты, и снова раздалось:

«Олег Донцов… Вас срочно…»

Он торопливо греб к берегу, а через каждые полминуты, вселяя все большую тревогу, звучали слова экстренного вызова.

Бессонная ночь

Было за полночь. А сон, спасительный сон не шел. Недовольный собой, хмурый Георгий Павлович сидел в кресле. В слабо освещенном настольной лампой кабинете царил, на взгляд постороннего, невероятный хаос, а по мнению хозяина — высший творческий порядок. На столах, стульях, даже на полу лежали папки с рукописями, рулоны чертежей и книги. Книг было много — они были повсюду. На стеллажах, рядом с позолотой корешков поблескивали металлом и цветной пластмассой модели ракет и всевозможных механизмов. Под потолком, на том месте, где обычно находится люстра, висело чучело какой-то чудовищно безобразной птицы, отбрасывающей фантастическую тень на огромную, во всю стену, звездную карту.

Сборник документов эпохи Великого Октября лежал на коленях нераскрытый. Георгий Павлович Гордеев — выдающийся астронавт, руководитель внешнего отдела Института космоса, был в то же время крупнейшим историком. И трудно сказать, в каком из этих двух так отдаленных друг от друга занятий был смысл его жизни.

Прошло около десяти лет, как по узкому трапу он сошел с космического корабля. Навсегда… А кажется, только вчера сидел в рубке и протягивал руку к кнопке с короткой, но полной огромного смысла надписью: «Старт». Всякое бывало. Дорогой ценой приходилось вырывать у Вселенной ее тайны. И в достигнутом — немалая доля его усилий, его труда. В звездном флоте до сих пор бытует название «Гордеевская эскадра». Попасть в эту эскадру молодому астронавту насколько почетно, настолько и трудно. «Гордеевцам» поручались самые ответственные, самые сложные задания. Они были первыми!

Сегодня он не будет гнать от себя воспоминания. Пусть тени былого входят и садятся рядом. Сегодня они имеют на это полное право. Но тому темному, тоскливому, что все чаще и чаще наваливается на него вечерами, нет места. Слишком вы, мадам старость, торопитесь предъявлять свои права!

Он поднялся с кресла, подобрал упавший томик и, ссутулясь, зашагал по кабинету. Внезапно остановился перед зеркалом и заглянул в его прозрачную глубину. Оттуда, горбясь, склонив набок голову с роскошной копной седых волос, пытливо всматривался в Гордеева высокий человек с умным и усталым лицом.

Гордеев провел рукой по бородке, обрамляющей его сухощавое лицо.

— Вы желаете что-то сказать! — спросил он свое изображение. — Понимаю… Нечего винить высокую ионизацию атмосферы, якобы дурно влияющую на настроение. Вы правы, друг мой. Дело не в высокой ионизации, а в том, — он взглянул на часы, — что через три минуты вы разменяете десятый десяток.

Десятый…

Тот, в зеркале, согласно наклонил голову.

Зашуршал механизм часов, и дважды прозвучал гонг.

— Два?! Вот вы и родились, уважаемый!

Гордеев и его двойник в зеркале церемонно поклонились друг другу.

Но тоскливое чувство, поселившееся где-то возле сердца, не уходило. Нет, сегодня ему в одиночестве не справиться!

Георгий Павлович прошел в коридор, снял с вешалки легкий плащ и открыл дверь на улицу…

В удивительной и неправдоподобной тишине пустынных улиц гулко звучали шаги. Незаметно для себя Гордеев вышел на площадь Человека. Куда теперь? Поднял голову и удивленно взметнул косматые брови.

По ту сторону площади, вспоров темноту неба, поднимался обелиск. Светлый, чистый, рвущийся ввысь, он звал, неудержимо влек к себе. И седой человек подчинился этому зову…

Георгий Павлович пересек, казалось, бесконечную площадь и остановился перед обелиском. Среди цветников покоился гигантский куб из неизвестного Гордееву легкого материала. В него врезалась светлая лестница, и шагать по ней было только бронзовому великану, что стоял на ее верхних ступенях. Дорогу вверх, к лучу-обелиску, преграждала мрачная глыба гранита. Она была уже наполовину разбита, расколота, а великан вновь заносил кайло для удара. Казалось, бронзовый человек вот-вот смахнет с лица росинки пота, двинет мускулами, и разнесется вокруг громовое эхо ударов.

На грани куба горели слова:

Вам, открывшим путь к коммунизму.

Вам, первым его строителям,

Вашему мужеству, Вашему труду.

Таял холодный ком у сердца, уходила гнетущая тяжесть.

Что ж, старость пугает его бессонницей, а он не примет этот удар! Он будет трудиться!

Гордеев взглянул на наручные часы-радиостанцию, припоминая вызов такси.

Вахта на «Утренней звезде»

Припав к прохладному и упругому пластику, Мара всматривалась вниз. Темно, только полыхают зарева огней городов. Вздохнув, она выпрямилась и подошла к столику, привычно скользнула взглядом по приборам. Все в порядке.

«Утренняя звезда». Никто иначе и не называл эту лабораторию на суточном спутнике СПУ-124, висевшем строго над Институтом космоса. С «Утренней звезды» непрерывно велось наблюдение за далеко еще не прирученным космосом, за процессами в верхних слоях атмосферы, вызываемыми вторжением солнечного газа и космических излучений. Наблюдения вели приборы, а за ними не менее пристально и неотрывно наблюдали дежурные инженеры.