Звездочка-Во-Лбу (Чакра Кентавра) - [19]

И седьмой крэг пошел в высоту, покинув корабль.

Осталось трое.

Нужно было перебираться на следующую планету, но Асмур и здесь помедлил — вернулся на то место, где его чуть не испепелил дальний разряд, и выкопал из песка трубчатый стеклянистый сгусток — след удара, след промашки судьбы.

И — еще один перелет.

Четвертая Крестцовая была ординарна и, как того опасались все дружинники, снова напугала теплолюбивого Дузова крэга. Зато Сорк получил простейший приказ — всего-навсего спустить воду из горного озера, расположенного в самой середине причудливо изогнутого полуострова. Что-то трепыхалось в его глубинах, безобразное и неповоротливое, изредка показываясь на поверхности и вступая в явный конфликт с эстетическими концепциями крэга.

Спустить воду, подорвав перемычку, отделявшую озеро от соседней долины, было бы делом нескольких минут, однако и тут Асмур почему-то задержался. Он снова собственноручно разместил заряды, и когда прогремел взрыв, вода потекла весьма умеренной струей, постепенно обнажая покрытые тиной откосы. Кружа над понижающейся поверхностью воды, Асмур внимательно всматривался в глубину мелеющего озера, и дружина постепенно присоединилась к нему, хотя он не делал никакого знака и даже не пытался разъяснить, что задумал. Наконец воды осталось не более чем в человеческий рост, и тогда в ней панически забились, подыхая от ужаса, головастые сине-зеленые твари.

Многие из них были раза в два крупнее самого большого коня; бесформенная голова с необъятной круглой пастью и пучком гибких усов над нею переходила в конусообразное тело, окаймленное двумя полотнищами плавников. Это была помесь гигантского бычка со скатом, и было в неповоротливых тушах что-то бесконечно безобидное и жалкое.

Звездная дружина — существо крайне пластичное и податливое на внешнее воздействие; возможно, у другого командора эти же самые юноши сейчас с восторгом принялись бы расстреливать подыхающих животных — то ли от охотничьего азарта, то ли из стремления как можно скорее закончить затянувшийся поход и вернуться, наконец, на желанный Джаспер.

Но здесь никто не выказал ни малейшего нетерпения, и все, наверное, одновременно почувствовали жалость к этим нелепым тварям.

Командор взмахнул плащом, привлекая их внимание, и широким жестом указал вдаль — туда, где уступы гор спускались к едва видимому отсюда морю. Но юноши уже поняли, они улавливали каждую мысль своего предводителя если не с полуслова, то с полужеста; и когда он, снизившись до самой воды, привстал на стременах и, оттолкнувшись от шеи коня, перескочил на хребет водяному чуду, все последовали его примеру, и десять замерших от изумления тварей вместе с людьми на их спинах разом растаяли, словно их и не было, чтобы через долю секунды очутиться уже в морской безбрежной стихия.

И это тоже была добрая охота, и дружинники, мокрые с головы до ног, состязались друг с другом в скорости, а воды в бывшем озере уже совсем не осталось, и к последним страдальцам пришлось брести по колено в тине, и началось новое состязание — погоня за детенышами, которые старались зарыться в ил. Тут в дело вмешались кони, зараженные порывом людей, и их чуткий нюх и сильные копыта помогли откопать несколько десятков препотешных головастиков, которых можно было уже не переносить в морскую пучину, а просто туда швырять; но когда последний был спасен, все, не дожидаясь приказа, ринулись в воду — смывать грязь и тину, которая делала их похожими на водяных духов.

Море было прозрачно и безопасно, и обнаженные тела юношей, разгоряченные рыцарской потехой, плескались и кувыркались в пенистой голубизне волн, и только эрл Асмур, первым окунувшийся в воду, не снимая, как всегда, скафандра, стоял на страже, зорко оглядывая берег и небо с прибрежного утеса. Да, если подумать, странный получался поход… Как будто бы и битвы были, и опасности, и трудности. И в то же время подвиги всегда были добрыми, перелеты — всегда удачными, забавы — всегда благородными. Словно не тяжкий сыновний долг отдавали они, а показывали удаль и доблесть на славном турнире. И еще одно: была во всем этом какая-то ненасытность, неутоленность, словно предстояло натешиться на всю жизнь, которая больше никогда не будет ни такой радостной, ни такой беззаботной, ибо самую тяжкую долю всегда нес на себе их командор. Вот и сейчас: они плещутся, гоняясь за морскими угрями, а он застыл, как изваяние, на прибрежной скале, и белый гибкий ус спасенного чудовища намотан на лиловую перчатку. В этом тоже была какая-то странность: не было планеты, с которой благородный эрл не унес бы подарка для своей царственной невесты.

И в то же время не возникало ни одного повода заметить, что он спешит на Джаспер…

Мокрые и счастливые, уносящие в волосах кристаллики соли и на губах — морской ветер, юноши вскакивали на коней и возвращались на корабль. Последним покинул берег эрл Асмур.

Перелет оказался счастливым: планета, на которую они опустились, прожаренная солнцем и окутанная плотными сернистыми газами, не позволила бы людям сделать ни единого вдоха, но тем не менее привередливый крэг, за которого так боялся Дуз, благосклонно кивнул в знак согласия и навсегда покинул мак, напустив в раскрывшуюся на миг Дузову каюту нестерпимой вони. Да, неисповедимы причуды крэгов… Но теперь остался только один — поводырь матери командора, Тариты-Мур. И одна звезда— Седло Кентавра.