* * *
Лес был огромным, и зеленым, и таинственным с солнечным светом, который бросал на землю тени, и с разгулом папоротника и цветов под огромными старыми деревьями. Там были ручьи, которые, журча; прокладывали свой сумеречный путь меж прохладных мшистых берегов, рыбы, сверкающие серебряными полосками на прозрачных отмелях, одинокие озерца, где тишина висит, как плащ, открытые луга волнующейся на ветру травы, простор, одиночество и нескончаемое биение пульса жизни.
Глаза тигра видели меньше, чем человеческие глаза, мир казался туманным и плоским, и бесцветным, пока он к этому не привык. После этого ему все труднее и труднее было вспомнить, что такое цвет и воображение. И проснулись его другие чувства, он понял, каким пленником собственного разума он был, выглядывая из своего черепа на мир, частью которого он до сих пор себя ни разу не почувствовал.
Он слышал звуки и их оттенки, которые вряд ли ощущал человек: слабое жужжание и стрекотание насекомых, шелест листвы на легком теплом ветерке, неуловимый шепот совиных крыльев, топоток маленьких перепуганных существ по высокой траве — все это сливалось в одну причудливую симфонию, биение сердца и звуки дыхания леса. И его ноздри трепетали от неопределенного разнообразия запахов, опьяняющего благоухания смятой травы, острого вкуса плесени и гниения, резкого аромата меха, горячечного опьянения свежепролитой крови. И он чувствовал каждой шерстинкой, его усы трепетали при малейшем шуме, он праздновал победу глубокой, сильной игрой своих мускулов — он ощущал жизнь, человек был наполовину мертвецом в сравнении с той жизненной силой, которая кипела в тигре.
А ночью, ночью — для него больше не существовало темноты. Лунный свет был белым, холодным туманом, через который он крался на своих мягких лапах, самая черная темнота для него была светом, тени — тусклые полосы света, перемещающаяся, скользящая фантазия серых тонов, как старый и неожиданно пришедший на память сон.
Он сделал себе лежбище в пещере, которую нашел, и его новое тело не чувствовало никаких неприятных ощущений от влажной земли. По ночам он крадучись выходил наружу — огромное неясное привидение с блестящими янтарями глаз на свету, и лес говорил с ним звуками, запахами и ощущениями, вкусом игры на ветру. Тогда он был хозяином, и все население лесов трепетало и в суматохе разбегалось. Он был смертью — смертью в черных и золотых полосках.
Однажды в ту часть мозга, которая осталась от человека, ему пришла старая рифма. Он позволил словам прозвучать зловещим громом в его мозгу и попытался произнести их вслух. Лес задрожал от хриплого тигриного рыка.
Тигр, тигр, твои глаза
огнем горят в ночных лесах.
Чей бессмертный взгляд иль крик
смог нарушить этот миг?
И из его кошачьей высокомерной души вырвался ответный рык:
— Мой!
Поначалу он не был слишком удачлив: человеческая неуклюжесть мешала ему. Он рычал от ярости и огорчения, когда кролики разбегались от него, а олени чуяли, где он затаился, и уносились стрелой. Он приходил к дому Ави, и она скармливала ему большие куски сырого мяса, и смеялась, и чесала ему под подбородком. Она была довольна своим домашним животным.
«Ави», — подумал он и вспомнил, что он ее любил. Но то было в человеческом облике. Для тигра в ней не было ни эстетической, ни сексуальной привлекательности. Но ему нравилось разрешать ей гладить себя, и он мурлыкал, как мощный мотор, и терся о ее стройные ноги. Она все еще была дорога ему, и когда он снова станет человеком…
Но тигриные инстинкты отвоевывали себе путь, наследие миллионов лет нельзя было так легко снять со счетов, не важно, как старались специалисты, изменяя его. Они добились всего лишь повышения его умственного уровня, но нервы и железы тигра работали сами за себя.
Наступила ночь, когда он увидел семейство кроликов, танцевавших в лунном свете, и атаковал их. Один удар огромной лапы со стальными когтями, и он услышал звук распарываемой плоти и хруст сломанных костей, и тогда он глотал сладкую горячую кровь и сдирал мясо с хрупких ребер. Он впал в неистовство, он рычал и бушевал всю ночь, выказывая свое ликование бледной морозной луне. На восходе он прокрался в свою пещеру утомленный, его человеческий разум был немного смущен всем этим. Но на следующую ночь он снова был на охоте.
Его первый олень! Он терпеливо лежал на ветке, нависающей над тропой, только нервно подергивался его хвост, пока часы медленно тащились, и он ждал. И когда олениха стала проходить под веткой, он кинулся на нее, как рыжая молния. Сильный удар лапой, челюсти, как ножницы, короткая ужасная схватка, и она лежала мертвой у его ног. Он объелся, он ел до тех пор, пока с трудом мог дотащиться назад в свою пещеру, и тогда он заснул, как после попойки, пока голод не разбудил его, и он пошел назад к скелету. Стая диких собак жадно терзала его. Он кинулся на них и убил одну, а остальных напугал. После этого он продолжил свой пир, пока не остались только кости.
Лес был полон забав, для тигра жизнь была легкой. Но не слишком легкой. Он никогда не знал, вернется ли он назад с полным или пустым желудком, но это не портило ему удовольствия.
