Звездный удар - [21]

Отверстия Тэна одновременно выдохнули.

— Когда мы поделились молекулами, ты что-то передал мне: я изменился. Да, Толстяк, должно быть, ты прав. Я вижу беды Ахимса. Я тоже чувствую тревогу. Если бы ты не был Ахимса, я бы подумал, что ты заразил меня чем-то чуждым, каким-то безумием.

— Ты знаешь, почему я рискнул. Мною руководит не безумие, а желание защитить наш род. Ахимса должны оздоровить свое потомство. Наш разум не должен оскудевать в западне разобщения Шисти.

Тэн сплющился.

— Берегись, Толстяк. Область разума, как космос, бесконечна, больше, чем вселенная, более могущественна, чем мультигалактическая связь. Чудо разума ведет к необычайно быстрому пресыщению. Не ищи путей, которые отвлекут Ахимса от этой упоительной отравы, — это бесполезно.

— Не буду, но мы должны привести в равновесие наше существование, уважаемый Тэн. Потеря честолюбия — это грех, особенно тяжкий для Ахимса. Мы можем восхвалять Шисти за интеллект, но ведь жизнь, — это не только исследование границ реальности.

Тэн посмотрел на него.

— Они всегда думали, что я сумасшедший, из-за того, что я избегал общения с Оверонами, из-за того, что не брал нового штурмана.

— Я делился с тобой. Я знаю твои чувства.

— Да? Забавно, что ты не понимаешь, каким образом наше деление повлияло на меня. Может быть, я выбросил тебя из того времени? Ты перенес меня… ты перенес меня…

— Что? — Толстяк почувствовал, что он тает, несмотря на то что старался держать свои движения под контролем.

Если я привнес что-то чуждое в Тэна, значит, со мной произошло mo же самое — я обнажил свое незащищенное тело перед людьми? Я погубил себя?

— Тревожно, Толстяк. Я чувствую беспокойство. Мне неприятно думать о том, чем мы стали. То, чем ты поделился со мной, лишило меня уверенности. Ты задел глубины памяти о предках, которых я едва помню. Ты сделал мне больно. Заставил меня бояться. Я зол, мне неуютно. Как ты довел меня до этого?

— Ты знаешь только конечный результат, то, к чему я пришел, закончив изучать людей. Возможно, именно поэтому их запретили. Они слишком многое показали нам в самих себе. Я собираюсь заставить обленившихся Ахимса вернуться к реальной жизни, возродить могущество, которое претерпело изменения и утратилось. Я зажгу новый огонь в этой галактике, и может быть, мы опять устремимся к звездам, Тэн. Я думаю не только о людях.

— И к какому решению ты пришел?

— Я возьму людей на Тахаак в разгар циклов. Люди, которых я отобрал, обладают талантом гнева и разрушения. Да, Тэн, они сумасшедшие в своем роде, сильные и отвратительные. Я напущу их на Пашти. А когда циклам придет конец, от вопля ужаса содрогнутся все измерения космоса.

— Но ты не собираешься дать волю этим существам?

— Конечно, нет. Я буду поддерживать их до тех пор, пока они служат полезной цели. Если что-то пойдет не так или от них начнет исходить угроза, я тут же избавлюсь от них. Никто не узнает, что я нарушил карантин. Понимаешь, вину за разрушение Тахаака я свалю на Пашти, на их панцири с маленьким давлением.

— Мне нечего сказать тебе, Толстяк. Я согласен с твоими целями, но не в восторге от методов. Возможно, ты заразил меня чем-то, чего я не понимаю, но я думаю, что действовать необходимо, — Тэн стал гладким, основание его побледнело. — И последнее. Если тебя постигнет неудача, я сделаю все от меня зависящее, чтобы защитить Ахимса от позора.

Толстяк пискнул и сплющился, переполненный теплыми чувствами.

— Это оправданный риск.

— Риск? — чирикнул Тэн. — Ты заставляешь меня задуматься. Я убедил себя в том, что смерть тебе не страшна, что ты видишь в ней какое-то обаяние. Но сделать то, что ты…

— Безумие? — Толстяк издал смешок, характерный для Ахимса. — Нет, Тэн, я в своем уме — и я точно знаю, что делаю. После Тахаака все изменится.

— Будь осторожен. Я тебя предупредил. Я уничтожу все следы твоей деятельности в случае неудачи. Я буду отрицать, что ты доверил мне свои планы, и объявлю тебя сумасшедшим. Люди, конечно же, будут уничтожены.

— Никто не узнает. — Толстяк подкатился к монитору и отключил связь.

* * *

Космос стал другим. Чиилла проводил время за изучением телеологических и математических изменений среды. Он бы не отвлекся, если бы передача не была сконцентрирована на особом узком луче связи. Но это произошло, и его кристаллическое тело запульсировало, так как разговор двух Ахимса нарушил восприятие микрокосмоса и помешал его теоретическим изысканиям. Пустоты распространялись венчикообразно, они не были стабильны, и Чиилла ожидал очередного фазового сдвига. Но его размышления были прерваны: это нарушение порядка должно подвергнуться жестокой критике.

Чиилла проанализировал содержание закодированной беседы Ахимса и обдумал действия Толстяка. Когда он проделал статистический расчет всех параметров будущих последствий, его тело начало излучать все цвета спектра. Если слова Толстяка о том, что “от вопля ужаса содрогнутся все измерения вселенной”, были правдой, то внутрикосмическая телеологическая фаза смены информации может быть безнадежно испорчена.

Ни в коем случае нельзя поощрять подобные беседы.

ГЛАВА 5

Мика Габания сцепил пальцы рук и напряг мускулы, выполняя разминочные упражнения. Бледная кожа задрожала и взбугрилась, когда он напружинил сильные кисти.