Звездный скиталец - [76]

Эльсинора зябко поежилась и отвела глаза.

— Нам не пора идти, Эрнст?

— Грех уходить из дома, ничего не отведав, — сохраняя на лице серьезное выражение, ответил Симмонс. — Хозяин обидится. К тому же он пошел во дворец с запиской, в которой я прошу хана об аудиенции.

— Это так просто? — удивилась она.

— Для Симмонсов — да.

— Ты уверен?

— Когда и в чем можно быть уверенным до конца? — ответил он вопросом на вопрос. — Подожди, увидим.

— «Поживем, увидим», — ты хочешь сказать?

— Ну, поживем. Не придирайтесь, мадам. Извольте омыть руки перед трапезой. Прибор для умывания подан.

В дверях в самом деле маячил человек с тазиком а кувшином в руках.

Едва они успели поесть, как появился запыхавшийся Соур Юсуп и сообщил, что хан Мухаммадрахим ждет их к себе немедля.

До дворца Таш Хаули было рукой подать, но возле ворот их ждала карета. Через несколько минут они вышли из нее у распахнутых настежь резных карагачевых ворот, где их ожидал кушбеги[55] Ислам Ходжа — импозантный с окладистой бородой мужчина средних лет в каракулевой папахе и ярком халате, перехваченном по талии широким поясным платком.

Он вежливо поздоровался с ними на довольно чистом русском языке и, мягко ступая обутыми в ичиги ногами, повел по крытым запутанным переходам в куцрынышхану — место для официальных аудиенций. Двор, через который они прошли, был пуст, хотя в расположенных в два яруса комнат явно чувствовалось чье-то присутствие. Зал с троном у противоположной от входа стены тоже был пуст, но почти одновременно с их приходом отворилась боковая дверь и вошел осанистый, широкоплечий, чуть грузноватый человек в опоясанном шелковым платком халате из темно-вишневого бархата поверх вышитой по вороту белоснежнойбатистовой рубахи и в коричневой каракулевой папахе. Взгляд выразительных, чуть навыкате глаз на обрамленном густой, аккуратно подстриженной бородой лице был снисходителен и чуть ироничен.

Симмонс встречался с Мухаммадрахимханом лично впервые, но много слышал о нем от Дюммеля, который был о хане весьма высокого мнения, и теперь глядя на умное, властное лицо правителя, понял, что в восторт женных характеристиках, на которые не скупился барон, содержалась немалая доля истины: хан и на самом деле производил внушительное впечатление.

Ислам Ходжа представил гостей правителю, они обменялись приветствиями, и хан, подчеркнуто игнорируя трон, пригласил супругов сесть на стоявшие вдоль стен обтянутые бархатом стулья. «Демократ», — усмехнулся про себя Симмонс.

Беседа была короткой и носила чисто светский характер. Затем Мухаммадрахимхан через Ислама Ходжу предложил гостям совершить совместную прогулку в Чодру — одну из своих загородных резиденций.

Симмонс вопросительно взглянул на супругу, та кивнула, соглашаясь, и они вчетвером пошли через дворы и крытые переходы. Посреди одного из дворов виднелось высокое в рост человека, круглое, словно гигангский пень, возвышение, выложенное из жженого кирпича.

— Лобное место? — тронула супруга за руку Эльсинора. Тот молча пожал плечами.

— Как вы сказали? — переспросил кушбеги.

— Здесь, по-видимому, казнят преступников? — спросил Симмонс.

— Нет. — Ислам Ходжа улыбнулся. — В Холодное время года здесь устанавливается юрта для его величества. В комнатах, как ни топи, бывает прохладно. А в юрте тепло держится лучше.

— Оригинально, — рассмеялась Эльсинора. — И экономно…

— …и ближе к предкам, — с ехидцей досказал Симмонс.

Шедший впереди Мухаммадрахимхан, не оборачиваясь, произнес какую-то фразу.

— Что он говорит? — поинтересовался Симмонс, хотя отлично понял смысл фразы: хана задело упоминание об экономии и близости к предкам и он в довольно резкой форме дал понять, что экономить ему незачем, что же до предков — то они у него ничем не хуже, чем у гостей.

«А ведь переводчик-то ему и не нужен вовсе! — мысленно усмехнулся Симмонс. — Русский не хуже своего кушбеги понимает. Интересно, как этот бедолага переведет? Реплика-то не из вежливых!»

Однако Ислам Ходжа, с заминкой, правда, но вышел из положения:

— Его величество отдают должное проницательности вашей супруги, господин Симмонс.

«Вот тебе и дикий Восток! — восхитился Симмонс. — Уж что-что, а свое дело кушбеги знает, в грязь лицом не ударил».

Судя по довольной усмешке, примерно то же подумал Мухаммадрахим-хан. Они подошли к воротам, которые охраняли два звероподобных нукера с шашками у пояса и секирами в руках. При виде хана, они угодливо изогнулись в поклоне и кинулись распахивать ворота.

За воротами на мощенной каменными плитами, стиснутой глухими кирпичной кладки стенами улочке приплясывали оседланные кони, позвякивала отделанная золотом и серебром сбруя. Чуть поодаль стояла карета, в которой приехали Симмонсы.

Мухаммадрахимхан кивком указал им на карету. Двое слуг подвели ему жеребца, один поддержал стремя, и хан с неожиданной легкостью вскинул в седло свое грузное тело. В то же мгновенье оглушительно затрубили карнаи, залились одновременно десятки сурнаев, грянули дойры, и кавалькада тронулась под мелодию «хан гяльды» — своеобразного выходного марша хивинских правителей. Вокруг загарцевали на конях нукеры дворцовой охраны.