Звёздный огонь - [12]

Собрав последние остатки храбрости, пересмешник заслонил собой неподвижную Эсме.

Сеть ринулась на них. Хаген зажмурился: «Заступница, пощади!»

Это было похоже на бег сквозь густые заросли – ветви секут по рукам, жалят лицо, а глаза открыть нельзя, если они тебе дороги. Так и бежишь вслепую, словно зверь, спасающийся от лесного пожара; мчишься, не разбирая дороги, скрываясь от угрозы, которая дышит в затылок. Интуитивно Хаген понял: падать нельзя. Нужно выстоять, и тогда все будет хорошо.

А еще он понял, что от этого врага сбежать не удастся.

В следующий миг Хагену показалось, что его голова вот-вот взорвется. Сразу две чуждые сущности проникли в его сознание и принялись там орудовать с бесцеремонностью воров, связавших сонного хозяина его же собственной простыней и взявшихся потрошить сундуки. Что они искали, он не понял, но перепугался до полусмерти. Перед его глазами беспорядочно скользили воспоминания; утаить хоть что-нибудь от чужаков оказалось невозможно – они бесцеремонно совали повсюду носы, отбрасывали ненужное и подолгу рассматривали что-то, казавшееся самому магусу незначительным. Он именно этого и боялся, когда заключал контракт с Крейном, он не хотел кому-либо открывать свой разум – и вот, доигрался.

Потом Хаген потерял сознание, а когда он снова пришел в себя, луна неспешно проплывала по темному небу, «Невеста ветра» неслась вперед и вперед, как будто ничего особенного не случилось. Выходит, прошло не так много времени? Приподнявшись на локтях, пересмешник огляделся. Зрение было затуманено, но ему не требовалось видеть капитана, чтобы узнать его.

Эсме на палубе не оказалось.

– Вставай.

Он не сразу разглядел протянутую руку. Ладонь Крейна оказалась очень горячей… или это Хаген так замерз, пока был без чувств?

– Поздравляю, – сказал капитан без улыбки. – Ты прошел экватор и познакомился с его охраной. Должен заметить, ты вел себя достойно. Многие ломаются сразу, просят отпустить, пощадить и так далее. Ты выдержал.

Сдержанная похвала заставила матроса задрожать так, что застучали зубы. Выходит, это выворачивание наизнанку и было пресловутым морским крещением?!

– Теперь понимаешь, отчего истории о переходе экватора такие разные? – поинтересовался Крейн. – Думаю, ты и сам не станешь никому говорить правду. О таких вещах иной раз не рассказывают даже близким.

Хаген кивнул и, слегка заикаясь, спросил:

– Но з-зачем, капитан? Что это вообще… было? Или кто это был?

– Понятия не имею, – признался Кристобаль Крейн. – К кому-то они являются сразу, а некоторым везет, как тебе и Эсме, – мы ведь уже переходили экватор однажды. Они словно ищут кого-то. И готовы искать хоть целую вечность.

– А где Эсме?

– В своей каюте. – По лицу Крейна скользнуло темное облако. – Ей пришлось тяжелее, чем тебе. Целителям всегда тяжело. Ах да – чуть не забыл…

Он протянул руку и вложил в ладонь Хагена что-то маленькое, блестящее:

– Твоя по праву. Носить ее или нет, каждый решает сам.

Еще долго после того, как капитан ушел, пересмешник стоял на палубе, тупо уставившись на золотую серьгу и размышляя, осмелится ли надеть ее, тем самым признав раз и навсегда, что встреча с охраной экватора – не ночной кошмар.

Утром его разбудили пинком в бок.

– Эй, ты! Вставай!

– Отстань, похмельная рожа… – пробормотал магус, не открывая глаз. – От тебя несет так, что испугался бы и глубинный ужас. Поди прочь…

– Ишь, как заговорил! – раздалось в ответ. – Ты в своем уме, крыса сухопутная? Вставай, ворюга! Верни мой кинжал!

Кинжал?..

Хаген сел, сонно моргая и не обращая внимания на Умберто, который нависал над ним, угрожающе уперев руки в бока. Ах да, кинжал. Ночью пересмешник предпочел оставить оружие Умберто у себя, чтобы пьяный моряк не наделал глупостей, да так и забыл его вернуть. Хаген протянул руку к поясу.

Кинжала не было.

Он покопался как следует в памяти – что же, кракен его побери, случилось с оружием? Когда помощник капитана полез драться возле «Веселой медузы», кинжал точно был у Хагена, а вот потом куда-то подевался. На борту «Невесты ветра» по понятным причинам воровство исключалось, так что оружие исчезло где-то между таверной и кораблем, где-то в Кааме.

То есть пропало навсегда.

– Прости… – Хаген виновато развел руками. – Кажется, я его потерял. Может, в воду уронил, когда мы вчера переходили какой-нибудь из этих крабьих каналов. А еще он мог выскользнуть, когда я вчера затаскивал тебя по трапу на борт…

– Потерял? – прошипел Умберто, сжимая кулаки, и в его глазах зажглись нехорошие огоньки. Молодой моряк был совершенно трезв и совершенно вне себя от гнева, а вот Хаген после ночи на палубе ощущал себя не в лучшей форме. – Потерял?! Это был кинжал моего отца, ты, ублюдок кракена и медузы! Это все, что у меня осталось…

– Хранил бы его в сундуке, – огрызнулся магус. – Я попросил прощения! А теперь оставь меня в покое, крабья башка!

Умберто подбоченился и рявкнул:

– Ты как разговариваешь с помощником капитана, кукушка?

Воспоминание обрушилось, как удар в челюсть.

…Узкая улица заперта с двух сторон: ватага босоногих бандитов, разделившись, загнала жертву в ловушку и теперь не намерена выпускать. Маленький беловолосый мальчик растерянно оглядывается по сторонам; от бессилия ему хочется плакать. Взрослые далеко, а всего-то в двух шагах – ухмыляющиеся рожи, которым наплевать на величие рода Локк.