Звездный хирург - [139]

Он снял со стены свиток, изображавший рыбацкую деревню, и заменил его другим, являвшим окутанные дымкой горы. Потом он переставил на нижнюю полку книжного шкафа из дорогого дерева комплект книг в красных кожаных переплетах — романов Виктора Гюго на французском языке. Когда он переместил несколько великолепных фарфоровых статуэток, изображавших Восемь Бессмертных, я почувствовал легкую дурноту, которую приписал совершенно обоснованной реакции на близость неминуемой смерти.

Взяв себя в руки, я выглянул из окна и испытал большее потрясение. Местных мстителей нигде не было видно — это хорошо, но и местных видов там тоже не было, а это по меньшей мере тревожило. Вместо того, чтобы глядеть на предместья Ба Нгои, я смотрел на какой-то ошеломляюще прекрасный горный пейзаж.

Старик присоединился ко мне у окна. Он широко улыбался и указывал на оленя, пасшегося на дальнем лугу. Вслед за этим он жестом пригласил меня сесть. Потом приготовил восхитительный ароматный чай Лок-он, который мы пили маленькими глотками, наслаждаясь роскошным видом, звуками и запахами прекрасного горного ландшафта.

Когда мы покончили с чаем, старый человек снова улыбнулся, как бы давая мне знать, что все хорошо. Он встал со своего стула и снял свиток с горным пейзажем и заменил его свитком, который висел, когда я только вошел в дом старика. Потом он вернул книги Гюго в их первоначальное положение. Когда он переместил обратно статуэтки Восьми Бессмертных, у меня снова появилось то самое чувство дурноты. Глянув в окно, я увидел, что мы снова в предместьях Ба Нгои. Неприятель отступил, подошла моя часть, так что я и старик пережили Новогоднее наступление.

Когда оканчивалось мое пребывание во Вьетнаме, я, правду сказать, не слишком задумывался о моем сверхъестественном Новогоднем приключении. Уж очень многое из вьетнамского опыта было нереально. Еще один странный эпизод — ну и что? Однако, когда я вернулся в Штаты и наткнулся на труды по фань шу, я не мог не связать одно с другим. Сейчас я допускаю, что есть весьма реальная возможность, что под давлением очень трудной ситуации мой разум сыграл со мной шутку. С другой стороны, разве это не чудо, если произошло именно то, что я помню? Если это действительно случилось, может быть, я смогу сделать так, чтобы это случилось снова. Вот тогда я и начал серьезное изучение фань шу.

Сначала я пошел в неправильном направлении. Я пытался воссоздать копию дома старика. И я сделал это неплохо. Старик знал свое фань шу. До определенного момента все, казалось, шло хорошо, но в конце концов я понял, что из этого ничего не выйдет. Точная копия невозможна. Оригинал был в другом месте и времени. Еще более важно, что оригинал был результатом духовного постижения стариком его собственного физического и психологического окружения. Я мог быть любопытствующим седоком в экипаже старика, но, если я хочу стать водителем, мне нужно сделать свой собственный экипаж.

Я близок к завершению корпуса моего экипажа, — продолжал рассказывать мне Пол в день моего визита. — Дизайн и исполнение моего дома — классический пример из учебника фань шу. Поток чи максимален, но мне нужно произвести тонкую регулировку двигателя моего экипажа, если я собираюсь вывести его за пределы обычно понимаемого уровня фань шу. Мне нужно, не становясь болезненно интроспективным, как можно глубже проникнуть в свои собственные физические потребности и духовные желания. Мне нужно понять, как на мои потребности и желания повлияли и как их отразили те книги, украшения и другие объекты, с которыми я взаимодействую. Если я смогу достичь гармоничного объединения материальной и духовной составляющих моего «я», манипулируя физическими символами моих инстинктов и стремлений, я смогу достичь того же, что совершил тот старый китаец так много лет назад в предместьях Ба Нгои.

Уходя от Пола, я думал, что, хоть он и был немного чокнутым, этот парень мне все равно нравился.

Прошло еще два года, Пол продолжал держать меня в курсе того, что я привык считать его безобидными и бесконечными романтическими поисками страны по ту сторону фань шу. Он рассказал мне, что решил поставить двухтомник по педагогике в мягкой обложке над книгами Клиффорда Д.Саймака. Саймак был его любимым автором, потому что он умел передать чудесное чувство любви к родным местам. Его собрание Сакса Ромера хранилось в особом книжном шкафу. Несколько абсурдные китайские романы Луиса Джордана Милна и Энн Бридж должны были уравновешивать книги Роберта ван Гулика и Лин Ютанг. Единственно верные места были найдены для Уэллса, Верна, Берроуза, так же как для Конрада, Киплинга и Лондона. Статуэтки в стиле династии Цин, с должной заботой об их достоинстве, были все на своих местах. Расписанному драконами кувшину было предназначено стоять наверху книжного шкафа для дешевых журнальчиков. Его коллекции монет, миниатюрных пингвинов, марок и пряжек были должным образом сложены или выставлены. Я могу продолжать еще и еще…

Наконец настал тот день, когда Пол вернулся с перерыва на завтрак с той самой картиной. Он позволил мне мельком взглянуть на нее, прежде чем быстро вернул на место бумажную обертку. Если человек может читать в душе другого человека, то на этой картине было место, куда хотелось Полу.