Звездный час - [79]

– Вставайте!

Лиза, подняв глаза, увидела над собой Холмского в плаще-накидке поверх полицейского мундира, а рядом с ним – еще двоих, тоже в мундирах, с винтовками за плечами, с трехцветными повязками на рукавах, с противогазными сумками на боку. Кое-как поднявшись на ноги, она встала перед ним – голая, растерзанная, вывалянная в грязи.

– Так, – сказал Холмский, даже не думая отводить глаза.

Лиза безразлично выдержала его взгляд. Следственный пристав снял с себя плащ и набросил ей на плечи, затем сам запахнул его на ней, безмолвно ждавшей продолжения. Достав из кармана платок, он выдал его Лизе, и та провела платком по лицу, больше размазывая кровь и грязь, чем стирая их.

– Это шпионка и предательница… – неуверенно произнесла матрона.

– Если она шпионка, – сурово заявил Холмский, – ее будут судить и, если надо, повесят. Но самосуда я тут не допущу!

Матрона съежилась под его взглядом и стала отступать. Вынырнувший из-за спин муж потянул ее обратно к машине.

– Где ее обувь?

Одна туфля Лизы нашлась на газоне, вторая, с отломанным каблуком, – в руках у одного из участников расправы. Лизе как будто бы припомнилось, что этой туфлей ее били по голове и спине.

– Ладно… – помедлив, сказал Холмский и бросил Лизе: – Идемте. Продолжайте патрулирование! – приказал он своим спутникам. – Я доставлю задержанную в Особое отделение.

Взяв Лизу за руку и сделав несколько шагов в сторону улицы Вильсона, названной так в честь президентами-ротворца, побывавшего здесь во время известной Ялтинской конференции, – там и находилось уездное Особое отделение, – Холмский обернулся. Люди, не желая расходиться, двигались за ними следом.

– Приказ военного коменданта города – больше трех не собираться! – сообщил Холмский с угрозой в голосе. – Под трибунал захотели?

Толпа под его взглядом стала рассасываться. Холмский, больше не оглядываясь, повел Лизу дальше. Она покорно шла рядом с ним, стараясь не думать о том, что ждет ее впереди, но в голове сами собой крутились картинки: сейчас за ней захлопнется железная дверь, она очутится в голой камере, явится грубая тетка в форме, будет рыться у нее в волосах, перебирая их прядь за прядью, запускать грязные пальцы ей в рот, потом прикажет лечь на топчан, потребует раздвинуть ноги…

Холмский тем временем перебрался через дорогу, лавируя среди запрудивших ее автомобилей, и увлек Лизу в сторону разгромленного конфекциона, зиявшего разбитыми витринами.

– Вот, одевайтесь, – велел Холмский Лизе, когда они оказались внутри магазина, среди нагромождения поваленных стоек с одеждой.

Лиза оглянулась не без растерянности: это был магазин мужского платья.

– Вас что-то смущает? – спросил Холмский.

– Нет, – ответила Лиза с вызовом, подумав: «Теперь меня уже ничто и никогда не смутит». – Спасибо. – Она скинула плащ, протянув его Холмскому, в приступе окончательного самоотречения стянула с ноги чудом уцелевший рваный чулок и нагнулась за первым попавшимся пиджаком.

– Погодите, – остановил ее следователь. – Сперва умойтесь.

Он сам повел ее умываться в туалет. Лиза не возражала – больше всего сейчас ей было страшно остаться одной. Разгром в магазине, к счастью, не коснулся туалета, и вода там шла. Холмский сам же открыл кран, подтолкнул Лизу к раковине, но, когда она, намочив ладонь, вяло провела ею по щеке, прикрикнул: – Давайте же! – и, кажется, даже шлепнул ее по мягкому.

Надавив коленом, он прижал Лизу животом к раковине, заставил наклониться над краном и принялся оттирать ей лицо, больно задевая за разбитую губу.

– Вытритесь! – выдал он ей полотенце. – Шевелитесь же, пока мародеры не нагрянули!

Вернувшись с ней в магазин, он нашел на стеллаже сорочку, одним движением разорвал упаковку и стал одевать Лизу, приказывая: «Руку! Другую руку!» Лиза почти не помогала ему, не понимая, что все это значит. К чему весь этот маскарад? Выходит, ее не в Особое отделение ведут?

Сорочка повисла на Лизе мешком, ладони тонули в глубине рукавов.

– Ладно, сойдет… – проворчал Холмский, оглядываясь в поисках брюк.

Роясь среди поваленных стоек, он приговаривал:

– Очень кстати, что хозяин немец был и на него нашлись патриоты… Тут бы еще кое-кого погромить надо, ну да ничего, до всех дело дойдет… А между прочим, что это такое про вас говорят, будто вы тоже германских кровей?

Ну да, еще и матрона обвиняла ее в этом же…

– Не знаю, кто этот вздор выдумал! – буркнула Лиза себе под нос. – Дед моей матери был немцем, и то еще неизвестно, из какой веры он в православие перешел – может, из лютеранской, а может, из иудейской…

– Жаль… – произнес Холмский. – А я-то надеялся, что вы выйдете замуж и родите чистокровных русских детей.

Лиза вспомнила его разговоры про здоровый славянский элемент.

– Вы меня для этого и спасли? – спросила она.

– Я спас вас, потому что вы ни в чем не виноваты, – сухо сказал Холмский. – И вы нужны стране живая.

Он усадил Лизу на стул и взял за ногу, чтобы вдеть ее в штанину брюк.

– Нельзя, чтобы таких красивых женщин убивали! – продолжил он. – Это противно природе и здравому смыслу! Не лезьте в эту кашу, живите себе мирно, а убивать друг друга предоставьте нам, мужчинам… Так, вторую ногу… Никогда бы не подумал, – сообщил он, – что буду вас одевать, а не раздевать…