Звездные знаки - [7]

Брахма в смятении бросился к Вишну за советом и получил следующую отповедь: «Хоть ты знаешь веду, ты совершил преступление, которое не совершит даже убийца. Женщина есть пальцы природы и драгоценные камни мира. Мир Брахмы — мир радостей. Зачем ты укротил свои страсти? Если женщина неожиданно воспылает любовью к мужчине и придет к нему, мечтая о соединении с ним, мужчина, пусть он и не испытывает к ней страсти, не должен отвергать ее. Если же он отвергнет ее, то в этом мире навлечет на себя различные несчастья, а в том мире попадет в ад. Мужчину не осквернит связь с женщиной, добровольно ищущей его общества, даже если она куртизанка или замужем».

Нужно ли после этого удивляться, что второразрядный ведический бог Вишну постепенно занял одно из главных мест на индуистском Олимпе? В нем обожествлялась сама природа, ее сокровенная весенняя мощь, буйный всеочищающий вихрь обновления. В культе Вишну, особенно в тайных мистериях, посвященных пастушку Кришне, прекраснейшему из его воплощений, есть много общего с орфическими оргиями Древней Греции. Кстати, именно грек Мегасфен, посетивший Индию в 311–302 годах, до нашей эры, отметил, что в эти годы высшего подъема буддизма в горах уже царил Шива, а в долинах люди убирали цветами статуи ласкового Кришны. Его любовь к темнолицей крестьянке Радхе, с которой он тайно встречался в священных рощах и на зеленых бережках, была нежной и трепетной. Он не спускался за ней в преисподнюю, подобно Орфею, искавшему всюду свою Эвридику.

Вход вишнуистского храма стережет птица Гаруда. Алтарь Шивы оберегает могучий бык Нанди, слизывающий плодотворящее млеко с каменного символа акта творения жизни. Но шиваитские святилища обычно открыты для иноверцев, тогда как внутрь вишнуитского храма не сумел проникнуть ни один посторонний. По крайней мере никто не рассказал о том, что он там видел. Даже во время владычества англичан попытки тайно подсмотреть церемонии в честь добрейшего из богов кончались трагически.

В непальском городе Бхадгаон мне удалось попасть внутрь заколоченного святилища, охраняемого Гарудой в образе человека. Я нашел там бедный алтарь с обычными атрибутами индуизма и запыленные каменные изображения богов и богинь. Жертвенник был затянут плотной паутиной. Масло в лампадах высохло и стало черным, словно мазут. Белая поющая раковина дала трещину.

Я понял, что оберегаются лишь живые тайны.

Гималайская рапсодия

Бога богатства Куберу принято изображать в виде уродливого толстяка, держащего в левой руке мангусту, ежеминутно отрыгивающую волшебный алмаз. Считается, что ему не нужна приятная внешность, потому что он в состоянии купить самую совершенную красоту. Я усматриваю в этом мифе вполне актуальный смысл. Открыть для Индии, для всего мира дивные красоты Гималаев, их неизведанные сокровища можно лишь ценой колоссальных затрат денежных средств, человеческого труда и энтузиазма.

Просторы великих гор издавна славятся здоровым климатом, роскошными лесами, целебными водами и заповедными цветущими полянами, куда приходит него пуганое зверье. Лишь немногие из бесчисленных горных долин доверили свои неисчерпаемые кладовые человеку. Открыть Гималаи и сохранить их уникальную сокровищницу для будущих поколений — задача в равной мере величественная и благородная.

Я не раз пролетал над неоглядной горной страной. Прильнув к холодному оргстеклу самолетного иллюминатора, напряженно выискивал следы человеческой деятельности среди фантасмагорического первозданного хаоса каменных складок. Какими крохотными выглядят обитаемые долины рядом с угрюмыми напряженными массивами, испещренными молочными струйками речных потоков! Эти бурные реки казались неподвижными, как нависшие над пропастью ледники.

На самом же деле все в этом почти инопланетном мире полно движения. Гулом и свистом речных каскадов отзываются мокро блестящие стены ущелий. Душераздирающим воем, адским хохотом и рыданиями оглашают ночь глетчеры, терзаемые конвульсиями внезапных подвижек. Едва заметные сверху долины взрастили на своих плодородных почвах изумительные цивилизации, о которых мы знаем лишь понаслышке. Целые королевства находили здесь достаточный простор для строительства городов и для войн, которые тянулись столетиями, подобно англо-франкской распре, вспыхнувшей в четырнадцатом веке.

Моя встреча с Гималаями произошла в одном из наиболее древних и густонаселенных районов. В прославленной поэтами и мудрецами Кашмирской долине, которая и поныне хранит свидетельства великих переселений, неведомые отпечатки чьих-то взлетов и падений.

Знаки на камнях, словно проблески в кромешной тьме предыстории.

Ворота Сиккима открываются в Дарджилинге, ворота Ладакха — в Сринагаре. Здесь начало пути в индийские Гималаи. Отсюда Рерих ушел в беспримерное путешествие по Центральной Азии. Отсюда отправился в Малый Тибет Бернгард Келлерман. Город Солнца. Солнечное сплетение кровеносных артерий Азии. Нервный узел истории, ее живая, волнующая загадка.

Современному Сринагару едва ли более трехсот лет. Но его сады помнят Акбара и Джахангира, а камни, положенные в основания мечетей, хранят таинственные знаки ушедших народов, разрушенных цивилизаций. Он раскрывается постепенно, этот причудливый город, возникший на берегах реки, порожденной гималайскими ледниками, на берегах озер, воспетых поэтами Туркестана и сказителями сибирских лесов. С чего же начать мне рассказ о городе Сотни имен? С его легенд, подаривших эти имена, благоухающие дремотной поэтической сказкой? С могольских садов, где был найден и утрачен затем секрет черной розы, или с садов на воде? Но одно цепляется за другое, как цветки в гирлянде, которой привечают гостя.