Звездные войны товарища Сталина. Орбита «сталинских соколов» - [14]

– Ты, товарищ, «гражданина» для других оставь… – нехорошо прищурился Деготь после первой же фразы следователя. – Тут все свои, потому и разговаривай по-человечески.

– Извини, товарищ, – смутился слегка сержант. – Зарапортовался…

Вопросы у сержанта оказались простые.

На все на них Федосей за последние четыре дня уже ответил и не раз, но следователь продолжал мучить его, надеясь, наверное, что тот либо вспомнит что-то существенное, либо сознается в пособничестве. Только не в чем было сознаваться.

Они и сами с Дегтем строили предположения, только вместо стройных шерлокхолмсовских версий получались у них какие-то загогулины – непонятные и нелогичные. Самой разумной казалась версия кратковременного помешательства профессора. Она объясняла всё!

Бывает же ведь, живет, живет человек, а потом съезжает с катушек… Не бывает, скажете? Еще как бывает! А если не этим, то чем еще можно объяснить то, что человек сам приехал в СССР, сам все создал, а потом сбежал?

Следователь же, то ли от души, то ли по должности, простых решений не принимал и копал глубже. Его интересовали мелочи – как профессор сидел, какой карандаш держал в руке, когда разговаривал, в глаза ли смотрел или в сторону, не заикался ли….

Федосей, как мог, отвечал, причем чаще виноватым пожатием плеч. Что знал – сказал, а чего не было – так что ж об этом говорить?

Потом пили чай с пряниками, мятной сладостью смягчая очевидное разочарование сержанта.

– Ну, может быть, сказал чего на иностранном языке? – по инерции поинтересовался следователь, стряхивая крошки с блокнота. – Может быть, по-польски? Или…

– Что он сказал, я уже вчера и позавчера сообщил, – отозвался Федосей. – Ничего он не говорил… По-иностранному. Только по-русски.

– А как говорил – громко или шепотом?

– Нормально говорил, вот как мы…

– Ну, может, еще что-то? Что-то неважное, не существенное?

Федосей послушно закрыл глаза, восстанавливая в памяти события тех минут. Отчего-то вспомнился вместо профессора товарищ Ягода и настойчивые его вопросы о профессорских странностях. И тут его словно озарило!

– Было!

Сержант, забыв о крошках, наклонился. Взгляд стал колючим, цепким.

– Что было?

Малюков открыл глаза и, глядя на Дегтя, сказал:

– Голос был не его.

– А чей? – не понял следователь. Он плечом подвинул коминтерновца, стараясь заглянуть в глаза раненому.

– Не его…Он говорил по-русски.

Сержант нахмурился. Рука его дернулась к прошлым протоколам, но тут же вернулась обратно. Уж это-то он помнил хорошо.

– А раньше он по-каковски разговаривал? Не по-русски, что ли?

Голос его посуровел.

– Что-то вы, гражданин Малюков, заговариваетесь.

– Да по-русски, по-русски… – поспешил объяснить Федосей. – Только с акцентом. А тут… Как мы с вами! Словно он не немец, а природный русак!

САСШ. Нью-Йорк Июнь 1929 года

… Необычных гостей в доме мистера Вандербильта всегда хватало.

Его эксцентричность простиралась так далеко, что он открыл свой дом для артистов синематографа, пригласив на вечер первых лауреатов премии Американской академии киноискусств – режиссера фильма «Крылья» Уильяма Уэллмана и актеров Эмиля Яннингса и Джанет Гейно, получивших призы за лучшую мужскую и женскую роли.

Собравшиеся вокруг его особняка зеваки завидовали и закатывали глаза, но для миллионера звезды и звездочки экрана не значили ничего. Главным героем был другой гость – Государственный секретарь Североамериканских Соединенных Штатов. Интерес был обоюдным – госсекретарь хотел уточнить кое-что для себя, а борец с мировым коммунизмом нуждался в сведениях о реальных действиях Правительства. После той знаменательно-никчемной встречи с президентом он не получил никакой информации из Белого Дома, а что касается прессы…

Совершенно справедливо мистер Вандербильт полагал, что об этом ни президент, ни конгресс в газетах ни слова не напечатают…

Большая часть гостей продолжала шуметь в буфетах и танцхолле, а хозяин и госсекретарь уединились в библиотеке. В окружении нескольких тысяч книг вершители мира сели друг против друга.

– Коньяк? Сигары? Папиросы?

– Сначала вопрос…Тогда, на встрече, вы сказали президенту, что ошиблись.

Вандербильт неторопливо закурил сам и пододвинул к гостю папиросницу с черными египетскими папиросами. Табачный дым на секунду разделил их. Вандербильт прищурился.

– Когда?

– Ну… С Джомолунгмой… Получается, что она все-таки была ложной целью?

Миллионер скромно потупил глаза.

– Признаться, Генри, я слегка лукавил… Не хотелось представать перед президентом в облике Рыцаря без Страха и Упрека. Пусть считает, что и у меня могут быть ошибки.

– Вы лгали президенту? – почти патетически спросил госсекретарь.

– Да, – честно сознался миллионер и с вызовом добавил: —И если это будет необходимым, солгу ещё раз!

Мистер Стимонс проглотил это без комментариев… Другое сейчас интересовало его.

– Так что же все-таки с этой чертовой горой?

– Там все очевидно. Они уже начали там постройку эстакады. У меня есть документы. Их документы.

– Откуда?

– Вы, может быть, помните недавние события в Харбине? Ну, нападение на Советское консульство?

– Да. Это тоже вы…?

Хозяин кивнул. Госсекретарь привстал в изумлении, чтоб возмутиться и обличить, но сообразив, что он тут гость, а не хозяин, уселся обратно. Понимая это движение, мистер Вандербильт сказал: