Звездные часы и драма «Известий» - [20]

С каждым месяцем «Известия» читают все больше людей. Одни газету любят, другие ненавидят, третьи боятся. Что касается главного читателя — Горбачева, он то хвалит «Известия», то ругает. Но мы его курс поддерживаем. Взошедшего на вершину общественного интереса Ельцина мы не любим за его нахрапистость, популизм, но он правдив, он боец, и это мы в нем ценим, уважаем. Ежедневно газету цитирует мировая пресса, в редакцию один за другим просятся и приходят аккредитованные в Москве иностранные дипломаты, журналисты, наносят визиты высокие зарубежные гости, главы государств, в их числе железная леди Маргарет Тэтчер.

За то время, что редакцию возглавляет Лаптев, наш тираж вырос чуть ли не вдвое, к концу 1989 года это самый большой тираж в истории «Известий», рекордным он останется теперь уже навсегда: 11 миллионов 30 тысяч экземпляров. Конечно, его можно было поднять и выше за счет каких-то баек, развлекухи, но мы этого не делали. Мы находились и хотели всегда быть в другой журналистике — серьезной, информационно-аналитической. В стране и мире нашу газету относили к качественным — мы этим гордились и дорожили.

Вышесказанное нисколько не означает, что нам самим все нравилось на своих страницах. Сквозь перечитанные мною более сотни стенограмм летучек красной нитью проходит критика наших собственных недостатков, проблем, ошибок, да я и без стенограмм все это отчетливо помню. Так и слышу недовольные голоса: «Известия» там не успели, там мы неверно оценили ситуацию, здесь нас обошли конкуренты, вчера мы проявили робость, сегодня слабый номер… Это было не самоедство и не та самокритика, что является самопохвальбой, а обычная неудовлетворенность, без которой немыслима суть нашей профессии.

Любопытно выглядит в тех же стенограммах отношение к самим летучкам. Издавна, еще со времен Аджубея считалось, что они еженедельные и явка обязательна для тех журналистов редакции, кто не в командировке и не занят работой над текущим номером. Но эти условия никогда не выполнялись. Если летучка по каким-то причинам откладывалась на две-три недели, начиналось роптание: почему ее так долго нет? Когда регулярность выдерживалась, посещаемость падала. Если докладчиком назначается маститый коллега с ораторскими данными, способный своим критическими анализом вызвать живую реакцию аудитории, зал будет наполненным. С иными докладчиками — почти пустой. Интерес к собранию во многом зависел и от того, какой была газета в обозреваемый период — ровной, спокойной или взрывной, с блестящими или недостойными публикациями. Летучки не имели большого, какого-то принципиального значения для содержания газеты, но на обстановку в редакции влияли положительно. Служили трибуной для откровенного обмена мнениями, оглашения какой-то всем нужной информации, а их стенограмм очень ждали в стране и за рубежом собкоры, истосковавшиеся по новостям из жизни родного коллектива и волновавшиеся насчет оценок своей работы. Перечитывая стенограммы сейчас, в каждой второй или третьей я вижу призыв обязать, наконец-то, всех редакторов отделов и сотрудников посещать летучки, ведь это хотя и творческая говорильня, но, по сути, — производственное совещание. И примерно с такой же частотой раздавались призывы их вообще отменить, поскольку они мало что дают, отнимают время, многие их игнорируют.

Когда визиты иностранных коллег приходились на момент проведения летучки, их иногда приглашали в Круглый зал понаблюдать за этой сугубо советской формой внутригазетной демократии. А отзывы гостей сводились, как правило, к тому, что сказал однажды руководитель группы журналистов из США:

— Спасибо, что нас пригласили сюда. Это очень интересное совещание. Я был издателем трех различных газет США, но ничего подобного у нас никогда не было. Хотя, честно говоря, я не уверен, что мы воспользуемся этим опытом.

На что ведущий той летучки Голембиовский заметил:

— Наверное, они хорошо потому и живут, что у них не было такого опыта.

В марте 90-го на нас обрушивается плохая новость: по настоянию Горбачева Лаптев уходит в председатели верхней палаты Союзного парламента — Совета Союза Верховного Совета СССР, на должность, которую занимал Л. Н. Толкунов, после него (недолго) Е. М. Примаков. Не однажды впоследствии Иван Дмитриевич будет говорить, что для него время, проведенное в «Известиях», — это годы счастья. В свою очередь, абсолютное большинство известинцев считает, что период работы с Лаптевым в золотые годы журналистики был прекрасным, счастливым временем.

И снова мы гадали: кто придет на смену? Поначалу очень многие из нас надеялись, что главным станет Голембиовский. О настроении в редакции были хорошо информированы ЦК КПСС и наш издатель Президиум Верховного Совета СССР под председательством А. И. Лукьянова. Но там этого категорически не желали. Секретарь ЦК Медведев, тот самый Вадим Андреевич, который три года назад хотел видеть меня в своем аппарате в качестве консультанта, заявил, что нельзя утверждать Голембиовского руководителем «Известий», так как партия его не знает, он не был на партийной работе. А если не Игорь, то кто? И в этот раз слухи называли многих кандидатов, все они нас не радовали, так как были из консервативного стана. Наконец прозвучала приемлемая знакомая фамилия.