Звездные берега - [27]

— Надеюсь, не так, как сейчас.

— Нет, нет. В натуральном виде. А теперь, извини, тороплюсь. До свидания.

Орион привстал и с невозмутимым видом протянул руку для прощания. Но я погрозил пальцем. Орион хохотнул и вместе с креслом втянулся в экран, который тотчас погас.

Нет ничего томительнее безделья. Не привык я к отдыху, который прописал мне доктор Руш. Вся жизнь моя была полна тренировками и работой, тревогами и опасностями. А сейчас… Весь следующий день купался и загорал. Вечером гулял в парке, на крыше санаторного здания. Подошел к малахитово-зеленым перилам, хотел встретить здесь закат, но услышал сзади голос Веги:

— У нас, Сережа, гости.

Обернулся и рядом с Вегой увидел Таню.

— Ну, здравствуй, скиталец! — подала она мне руку с какой-то несмелой улыбкой.

— Орион выражается точнее: бродяга, — шутил я. — Да, космический бродяга. Ничего не имею за душой. Даже воспоминаний. Нечем порадовать ученых.

— Воспоминания кое-какие имеются, — поспешила утешить Вега. — Остальные придут позже. А сейчас, извините, оставлю вас. Есть работа. Кстати, Таня покажет тебе город.

— С удовольствием, — обрадовалась Таня. — Люблю быть экскурсоводом. Особенно для странников, прибывших из прошлых столетий и будущих тысячелетий.

— Не верю я в эти тысячелетия. Все больше склоняюсь к мысли, что это был какой-то чужой мир.

Мы с Таней долго ходили по паркам и площадям, по удивительно нешумным улицам города. Шелест движущихся дорожек сливался с шорохом листвы, а редкие гравимашины, похожие на лодки, скользили над деревьями совершенно беззвучно.

Я не нашел ни одного здания, которое было бы похоже на какое-то другое. Словно люди, они отличались своеобразием, неповторимой индивидуальностью. В каждом дворце, даже в каждой арке и набережной запечатлелась личность творца, художника-архитектора. Большинство городских сооружений были красивого изумрудного цвета.

— Это потому, что город почти целиком сделан из затвердевшей морской воды, — объяснила Таня. — А ты не знал? Как-нибудь я покажу тебе наших архитекторов за работой. Это очень интересно. За своими башенными пультами они лепят из воды, как из глины.

— Лепят? — удивился я.

— Именно лепят! Под воздействием особых силовых полей вода становится густой и вязкой. Видел бы ты, как это красиво, когда океан вдруг вспучивается огромным зеленовато-синим айсбергом! Пальцы архитектора скользят по клавишам пульта, и бесформенная пластичная гора прямо на глазах превращается в здание. У подножия айсберга возникают ступени, над ними вытягиваются колонны… С помощью силовых полей архитектор поворачивает свое детище, как чашу на древнем гончарном круге. А вокруг бурлит вода… Зрелище такое, что не оторвешься! Наверное, так когда-то представляли себе люди акты божественного творения… Ну а в конце наносится квантовый удар, мягкое здание кристаллизуется и становится прочнее гранита.

— И дом готов?

— Ну что ты, нет, конечно… Предстоит еще отделка интерьеров, монтаж обслуживающей аппаратуры, озеленение крыш. Но главное — ваяет архитектор. Вот так возникают города из воды, дрейфующие аквагорода. Города-сады, города-симфонии. Архитектура — застывшая музыка.

Пока мы шли берегом, бронзовое солнце легло на водный горизонт и пологие волны лизали его огненный диск. Вечер… Тихий, задумчивый. Мне же рисовалась почему-то иная картина: росистое утро, луг с шалфейными ароматами и жаворонок, повисший в небе серебряным колокольчиком. Почему? Быть может, потому, что рядом видел утренне радостную Таню, слышал ее чистый звонкий голос. «Жаворонок», — с нежностью подумал я. Вспомнилась Элора с ее низким грудным голосом. До чего они разные! Трагически одинокая Элора с душой загадочной и сложной, как лабиринт. И Таня — ясная, светлая, как солнечный луч. Совсем разные, несмотря на довольно заметное внешнее сходство, которое меня уже больше не смущало.

Вот только глаза… Прощаясь у станции гиперлетов, Таня смотрела на меня пугающе знакомыми, ждущими глазами. Потом, ложась спать на веранде, я никак не мог забыть этого волнующе долгого взгляда. Может быть, она и в самом деле неравнодушна ко мне, как утверждал Орион? А я?.. Не влюбился ли я сам? Это я-то, которого члены экипажа называли схимником, равнодушным к женской красоте… Долго еще ворочался, вспоминал солнечную улыбку Тани, ее чистый голос и звонкий смех. Жаворонок…

Академик Спотыкаев оказался не таким уж страшилищем, как его расписал Орион. Правда, встретившись со мной на веранде, он без всякого приветствия ткнул пальцем и равнодушно, погруженный в свои думы, спросил:

— Этот, что ли?

— Да, — ответил Орион и подмигнул мне: дескать, не робей.

Я и не робел. Чем-то располагал к себе этот высокий, средних лет человек с гладко зачесанными волосами. Он бегло окинул взглядом мою подтянутую широкоплечую фигуру, загорелые мускулистые руки и одобрительно проговорил:

— Ничего экземпляр. Подходящ… Значит, говоришь, в Электронной Гармонии сочли первобытным типом! С первобытным мышлением? Так, так…

Словно спохватившись, он взял мою руку, крепко пожал и сказал извиняющимся голосом:

— Спотыкаев. Цефей Спотыкаев. Очень рад. Есть ряд вопросов. Присядем?