Звёздная гавань - [23]

— Грош им цена, этим фактам, голуба душа, — махал рукой Дмитрий Анатольевич. — Для науки они не имеют никакого значения.

— Вы, медик, отрицаете факты?

— Серьезная наука обязана рассмотреть все факты, касающиеся данного вопроса. А тут? В девятистах девяноста девяти случаях из тысячи с человеком произойдет беда, а приятель, находящийся вдали, и ухом не поведет — такие случаи вы во внимание не принимаете. Достаточно, однако, произойти одному такому совпадению — и начинают бить во все колокола, трубить во все трубы…

— Во-первых, достаточно произойти и одному такому, как ты говоришь, совпадению, чтобы всерьез им заняться, — невозмутимо парировал Марат. — А, во-вторых, — выкладывал старший кибернетик свой главный козырь, — ты, Дима, на минуточку забыл о биосвязи. Когда-то ведь тоже считали, что это просто сказки. Теперь же биосвязь не только доказана: плодами ее ты пользуешься ежедневно… — Здесь Нурдагалиев с торжеством вытаскивал пестрый шарик всеобщей биосвязи и потрясал им перед носом врача.

Но того не так-то просто было сбить с позиций.

— Нужно еще доказать, что предчувствия и биосвязь — одно и то же, — не сдавался он.

Спорить они могли до бесконечности. Но в эти тревожные дни именно неясное предчувствие влекло Дмитрия Анатольевича к штурману. Ведь именно Орленко был первый, который вошел в соприкосновение с пластинками. Случайно ли это?

Достаточно тревожными были и симптомы, на которые жаловался Валентин: в иные моменты штурман чувствовал себя как бы одновременно в нескольких местах. Такое расщепление сознания давно известно медицине и имеет вполне определенное название…

Прежде чем отправиться к Орленко, старший врач отдал необходимые распоряжения по медотсеку. Затем наскоро пролистал старинный, но неплохо сохранившийся фолиант, на баллакроновой обложке которого красовалась тисненая надпись — «Шизофрения»…

В коридорном отсеке сновали озабоченные люди, проносились манипуляторы — работы хватало всем.

В одном из проходов врач носом к носу столкнулся со старпомом.

— Я искал вас, — сказал старпом. — Звонил по видео. Мне сказали, вы на вызове.

— Можно было по биосвязи… А что, вам хуже стало? Я говорил, рано выписали, — встревожился Логвиненко.

— Со мной все в порядке. Я хотел узнать, как проходит заживление ожогов у пострадавших.

Логвиненко махнул рукой.

— Неважно. Медленно очень. Никакие испытанные средства не действуют.

— Антибиотики?

— Не помогают.

— Попробуйте сок трабо.

— Думаете, это мне не приходило в голову? — вздохнул Логвиненко. — Да только проклятые пластинки продырявили контейнер, и весь сок вылился.

Старпом нахмурился.

— Почему не доложили мне или капитану?

— А что толку? Дела не поправишь.

— Попробуем поправить.

— Это как?

— Обратимся к экипажу. Пусть все, у кого сохранилось хоть несколько капель сока трабо, снесут его в медотсек.

— Дельно, — обрадовался Логвиненко, и они разъехались по разным лентам.

На стук врача никто не отозвался, хотя зеленый ромб на входном люке светился — значит, хозяин находился дома.

Слегка встревоженный Дмитрий Анатольевич толкнул люк и вошел в комнату. Штурман, откинувшись, сидел в кресле и, казалось, дремал. Опытный врач, однако, сразу определил, что дело неладно. Он подошел к Орленко. Тот был без сознания.

Вот и не верь после этого предчувствиям!

Штурман был бледен как мел. Правая рука, тянувшаяся к нагрудному карману, застыла на полпути. «Хотел вытащить шарик биосвязи, но не успел», — догадался врач.

По собственной биосвязи он связался с медотсеком и вызвал реанимационный манипулятор. Торпедовидная конструкция через несколько томительно долгих минут влетела в отсек, где обитал штурман, едва не вышибив люк.

— Полегче, полегче, голуба душа, — пробормотал Дмитрий Анатольевич и отошел в сторону, чтобы манипулятор случайно не задел его.

Агрегат тотчас сориентировался на месте и приблизился к Орленко, не дожидаясь команды врача: в своей области он накопил за годы полета уже достаточный опыт.

Панцирь аппарата раскрылся, словно бутон розы, и бесчисленные змеевидные датчики обвили тело штурмана, проникая сквозь одежду.

Дмитрий Анатольевич наблюдал за работой реаниматора, время от времени делая указания. В одной из гибких прозрачных трубок, прильнувших к вене штурмана, врач заметил золотистую жидкость, пронизанную пузырьками. Ни с какой другой жидкостью спутать ее было нельзя.

— Откуда у нас сок трабо? — удивился врач.

— Кок принес.

— Только что?

— Нет, час назад, когда ты был на вызове.

Валентин вздохнул и открыл глаза. Он что-то забормотал. Дмитрий Анатольевич прислушался.

— Оранжерейный… аннигиляционный… астроотсек… камбуз… — бормотал штурман.

— Валя, что с тобой? — сказал врач и взял его за руку.

Штурман вздрогнул, умолк на полуслове. Глаза его забегали по комнате, приобретая все более осмысленное выражение.

— Это вы, Дмитрий Анатольевич? — спросил он слабым голосом.

— Я, я, голуба душа, — обрадованно ответил врач.

Манипулятор подался немного назад. Теперь главную роль играл не он, а врач.

— Я… у себя?

— А где же еще, голуба? Дома ты.

— Я только что здесь появился?

— Как это — только что? — поднял брови Дмитрий Анатольевич. — Мы с ним, — кивнул он на манипулятор, — уже минут двадцать с тобой возимся.