Звёздная бирема «Аквила». Мятеж - [58]

— Лежи, лигария, не двигайся, — строго сказала невидимая в кромешной тьме женщина. — Не дергайся, сказала! Твоя потеря зрения временная, через три минуты все пройдет. Просто считай: двадцать один, двадцать два, двадцать три… Да, мысленно же считай, не травмируй лишний раз язык. Вернешься в общежитие, съешь чего-нибудь легкое — желе фруктовое или витаминизированную кашу. Запомнила? Кивни. Очень хорошо.

С Кассией особо никогда не церемонились, да она и не ждала какого-то специального обращения. Она же из рода Кассиев — прирожденных солдат, которых жесткое излучение не берет. Ранения манипулария получала неоднократно, но всегда лечилась амбулаторно. Жизненных сил и терпения у неё хватало с избытком. Но сейчас, когда неплохо бы получить квалифицированную помощь, даже анальгетик не укололи.

Сознание уплывало, словно непривязанный инструмент в открытом космосе…

…Она лежала на узком ложе медицинского сканера и ждала… Нет, пожалуй, Кассия уже ничего не ждала, потому что торопить исполнение приговора трибунала было бы как-то странно. Девушку не интересовал даже результат нынешней проверки. Какая, собственно, разница — уничтожат её генетический материал или нет, если через пару дней самой Кассии Фортунаты не станет? Что бы не признали причиной её преступления — временное и ненаследуемое помешательство или глубинный хромосомный изъян — финал один. А вот так полежать в полутемном уютном кабинете и подумать о разных приятных вещах случая может больше и не представиться. Не в камере же смертников это делать, верно?

И вдруг, как назло, вспыхнул яркий свет, и в комнату моментально набилась целая уйма народа в медформе.

— Сделайте еще один тест. И контрольный образец возьмите, — распорядился крайне озабоченный старший, тут же облапавший безучастную манипуларию во всех возможных местах. — Узнаю, кто облажался с анализами, отправлю в шахтерский медпункт.

Проштрафившийся стал оправдываться и клясться, что он-де неповинен в том, что двадцать пять лет назад какой-то бестолковый лаборант просмотрел НЭП у одной из пяти тысяч Кассий, у которых его никогда не было и быть не могло. Тем временем вызвали тюремного сопровождающего.

— Эта, — врач с величайшим подозрением посмотрел на Кассию. — Эта останется под наблюдением еще на сутки. Под мою личную ответственность.

Приговоренная не возражала. Ей самой было интересно, что ж это за НЭП такой? И главное — как он повлияет на дальнейшую судьбу военной преступницы Фортунаты.

Теперь-то воспоминания о том незабываемом дне уже не казались Кассии такими волнительными. А звучало-то так невинно — нейро-эйдентический парадокс, и отношение со стороны медиков было особое, то ли как к дару, то ли как к некоему благословению. Лаборанта, обнаружившего эту поганую хрень, во всяком случае, поздравляли, будто тот великое открытие сделал. Кассию, разумеется, держали в неведении до последнего, хоть и носились с ней целую декаду, как с хрустальной чашей. Чуть всю кровь на анализы не выцедили по капле на радостях. Но не сразу. Целые сутки вокруг манипуларии происходило что-то странное: её тестировали, снимали энцефалограммы, сканировали, и при этом ни один результат официально не фиксировался.

Всё это, как на духу, Кассия рассказала новому начальству. Не просто так, а с тайной целью посеять сомнение в её профпригодности.

— Вдруг они ошиблись, а? Не может быть, чтобы человеку так худо было, — жалобно скулила девушка, едва ворочая прокушенным языком.

Марк Марций выслушал до конца и не сказать, чтобы совсем без капли сочувствия. Поморщился, пожалуй, что жалостливо.

— Нет, никакой ошибки. Твой НЭП самый настоящий, полноценный и наиболее пригодный для работы лигарией.

— Но больно же!

— Значит, тебе надо научиться контролю, чтобы вне работы не касаться сознания напарника. Не бойся, этот фокус ты освоишь быстрее быстрого.

— А во время перемещения что же б-будет? — дрожащим голосом спросила девушка из штурмового отряда.

— Больно, но навредить, как сейчас, вы оба себе не сможете.

— Я же сдохну!

Марк Марций в ответ промолчал. Со значением, чтобы даже простая манипулария догадалась о несказанном.

— Мы оба умрем…

— Если будете стараться не мучить друг друга понапрасну, если попробуете беречь себя, то…

Кассия беспомощно глянула в щелочку между створкой двери и стеной на полулежащего в кресле Гая Ацилия. Его светлые волосы на затылке влажно потемнели от пота, а рука безвольно свисала с подлокотника. Лица девушка видеть не могла.

— Как он?

— Лучше, чем ты. В какой-то степени.

***

Первое, чему учат юного отпрыска патрицианской фамилии — это блокировать чужое воздействие на свой разум. К зрелым годам, когда юноша становится мужчиной и входит в Сенат, это умение развивается абсолютно. Немного стоит политик, сознание которого подвержено постороннему влиянию. Поэтому те способности, которые у представителей иных классов развиваются, патриции подавляют всеми доступными способами.

Гай Ацилий, к несчастью, был примерным учеником. Его разум отвергал малейшее посягательство, и от желаний самого Куриона это нисколько не зависело.

О, да, ему поставили имплант лигария, но взломать блокировку, рассчитанную на длительные пытки в руках вероятного противника, не смогли бы и лучшие армейские врачи. А они, собственно, и не пытались. Любому специалисту было понятно, что из патриция никогда не получится лигарий, и не надо быть авгуром, чтобы предсказать, чем закончится попытка продолжать эти… процедуры.