Звезда заводской многотиражки - [28]

Я сунул руки под струю воды и посмотрел на себя в зеркало. Как огурчик. Хоть прямо сейчас на фотосессию с серпом и молотом. Никакого тебе опухшего хлебала, красной сетки на глазах и мутности в мозгах. Впрочем, с чего бы мне просыпаться с похмелья? Я вчера предусмотрительно только делал вид, что пью. А то кто его знает, этот молдавский портвейн? Вдруг после пары стаканов я бы полез на табурет, чтобы рассказать всем, что на самом деле меня зовут Жан, и я переместился в чужое тело из две тысячи двадцать второго.

Была и еще одна мысль, о которой я старался не думать. Точнее даже две. Первая — а вдруг на самом деле мое разбитое на кусочки тело чудом выжило, и то, что я сейчас вижу — это галлюцинации угасающего сознания? Но эту мысль я отогнал, плеснув себе в лицо горсть прохладной воды. Слишком уж полным был набор ощущений для галлюцинации. Запахи, звуки, ощущения. Никаких мерцаний и искажений на краю зрения. Но вторая мысль меня заботила куда больше. Все случаи диссоциативной фуги, о которых я читал, были временными. В какой-то момент человек просыпался снова собой, а подменная личность волшебным образом испарялась, не оставив после себя никаких воспоминаний. Надолго ли я здесь? Это тело теперь постоянное мое место жительства, или просто туристическая поездка?

Уф.

Я вытер лицо полотенцем и снова посмотрел на себя в зеркало. И почувствовал острое желание, чтобы это было насовсем. Ну как же! Я такой весь из себя молодой красавец, вокруг — безмятежная советская действительность под управлением многажды героя Союза Леонида Ильича. И никакой тебе пандемии, лихорадочной политики и шокирующих новостей каждый день. Правда, это ненадолго... До прихода «меченого» каких-то пять лет, а потом — привет, девяностые, разгул преступности, пустые полки магазинов и крах великой империи добра. Но зато я точно знаю, что будет и когда.

Вышел в коридор. Подошел к двери комнаты Веника, замешкался и вернулся к прикрытой двери спальни его матери. Любопытство губит кошку, ну да. Но журналиста оно же кормит. Приоткрыл дверь, заглянул. Хм, а это и не спальня вовсе. Комната была много больше, чем у Веника, здесь стояло то самое фортепиано, про которое он меня предупреждал. На полу — пушистый ковер. Электрический камин с настоящей каминной полкой. Два здоровенных фотопортрета хозяйки. На одном фото Екатерина Семеновна была одета в черное вечернее платье са на плечах — пушистое боа. А на втором она в летнем сарафане, смеющаяся и с огромным букетом ромашек. Все-таки, невероятной красоты женщина, прямо настоящая кинозвезда.

— Жаныч, ты где? — раздался голос Веника. Я тихонько выскочил в коридор и прикрыл дверь.

— Туточки, — сказал я, громко шлепая босыми ногами по паркетному полу коридора. — Отлить ходил. Доброе утро!

— Вот я лопух, надо было будильник завести! — сказал Веник, осторожно массируя пальцами веки.

— Да зачем? — я пожал плечами. — Нигде не написано, что в отдел кадров мне нужно явиться к девяти ноль-ноль.

— А, ну да, — простонал Веник. — Черт, как же чан раскалывается... Ты как, нормально?

— Как огурец, — сказал я.

Мы быстренько позавтракали чаем с бутербродами, я оделся, проверил еще раз, не забыл ли случайно чего из вещей из своей сумки.

— А ты дорогу-то знаешь? — спросил Веник, все еще позевывая. — Может тебя проводить?

Явно из вежливости спросил. На его лице не было ну абсолютно никакого энтузиазма натягивать верхнюю одежду и тащиться через весь город на шинный завод.

— Троллейбус номер один? — спросил я. Кажется, этот маршрут в нашем городе такой же неизменный, как памятник Ленину на центральной площади.

— Откуда знаешь? — спросил он немного удивленно.

— В поезде на соседней полке абориген ехал, он и объяснил, на каком транспорте добираться, — выдумал на ходу я.

— Подожди... — Веник подошел к подзеркальной полочке, выгреб оттуда горсть желто-белой мелочи. — У тебя же денег нет. И еще...

Он взял ручку, открыл лежащий рядом с элегантным телефонным аппаратом цвета слоновой кости блокнот. Быстро написал что-то и оторвал часть страницы.

— Позвони, как устроишься, хорошо? — сказал он и протянул бумажку мне. Ммм, пятизначный номер! Когда-то у нас в городе такие были.

Странное это было ощущение — идти по знакомым незнакомым местам. Как будто в мозг подгрузили какое-то прежнее обновление, из детской версии меня. Моя взрослая память дорисовывала будущие изменения, рекламные баннеры, стеклянные остановочные павильоны, зеркальные фасады, замысловатые яркие вывески. А моя детская версия радовалась, узнавая знакомое, которое взрослый я уже давно забыл. В мое время площадь советов переходила в Киневский Бульвар, который по проекту должен был дойти до самой набережной. Чтобы воплотить это в реальность, городские власти вырубили остатки старой Дунькиной Рощи. Это через нее мы шли из больницы. И это в ней мы несколько раз гуляли с бабушкой, которая рассказывала мне, что во время войны здесь по выходным играл оркестр, и устраивали танцы.

Я подошел к остановке. В будущем тут будет современное стеклянное газебо с электронным табло, на котором время от времени даже правильно показали прибытие транспорта. Сейчас там стояла узкая синяя будка с надписью «проездные билеты».