Звезда в шоке - [23]

Когда вернулся домой, конкурсы навевали на меня в панический страх. Я все ждал, что очередная победа принесет очередную потерю. Слишком уж много было совпадений. И после очередного конкурса, когда я уже в страхе думал, кто следующий, мне сообщили, что бабушка умерла. Не могу слышать, как говорят, что эти конкурсы — ничего серьезного, простой пустяк. Ведь у меня все эти победы были через колоссальные потери. Я терял самых дорогих людей.

Моя тетя умерла от рака. Мама успела, застала ее при жизни, а я — нет. Когда я уезжал с похорон брата и мы далеко уже отъехали от дома, моя бабушка все стояла и махала. У меня сложилось впечатление, что она со мной прощалась, что она знала, что следующая. Я очень надеялся, что она еще поживет, ей было 80 лет. Она хорошо выглядела, очень худенькая, стройненькая, моложавая. И когда она во время очередного конкурса умерла, у меня чуть совсем руки не опустились. Если бы не работа, не это мое умопомрачительное и фанатичное отношение к ней, не представляю, как бы пережил все это.

У меня часто спрашивают, как мне удается так хорошо выглядеть. Очень может быть, что я стараюсь хорошо выглядеть именно назло и вопреки всем и всему. Кроме того, в моей профессии, в шоу-бизнесе, плохо выглядеть нельзя. Приходилось находить в себе силы для этого, ведь я начал жить и добиваться чего-то уже не просто для себя, а для сына Сереги. Он рос, очень поздно начал ходить, поздно начал говорить. И это заставляло держать себя в ежовых рукавицах. Всегда, когда мне казалось, что нет больше сил, перед глазами стоял Сергей. Ради него, ради семьи я не мог сдаваться. У меня не было выбора: началось сложнейшее постсоветское время, очень тяжелый период становления страны. Он, безусловно, отразился и на мне, и на моей семье. В этот момент происходило и мое профессиональное становление. Очень тяжело быть номером один в своей профессии, быть номером один во всем мире и при этом не показывать проблем. Научиться держать все в себе. Не все публика должна знать, не все должна слышать и видеть. Что-то должно быть твое и только твое. Я и сейчас рассказываю о некоторых событиях дозировано. Мне очень тяжело возвращаться в то время.

После смерти бабушки я думал, что долго еще не будет потерь. Оказалось, недолго. Недавно у меня погиб самый мой любимый двоюродный брат. Он был самым младшим в нашей семье. Со старшим двоюродным братом мы общий язык не нашли. У нас большая разница в возрасте. С моим ровесником — средним двоюродным братом, с которым мы учились в школе вместе, — тоже особо не общаюсь. Мы очень разные. А вот младший брат двоюродный был как моя половина.

Он был нереально красивым, но не очень фотогеничным. У него были огромные глаза, худое лицо, худощавая фигура. Иногда огромные глаза — это не очень красиво, но у него были невозможно красивые глаза. Он очень располагал к себе. Он безумно любил меня. Помню наше детское расставание, когда я уезжал из деревни навсегда, мама меня забрала от бабушки, тогда мы тяжело с ним расставались. Он только должен был пойти в школу, а я уже закончил четвертый класс. Для нас расставание было целой трагедией. Как будто мы сиамские близнецы и нас вдруг разлучили. Он очень рыдал, и я это пережить не мог. Как будто он потерял что-то. Мы потом увиделись с ним, когда он проездом приехал в Москву всего на полдня и одну ночь. Он приехал с пожилым дяденькой, они вместе работали и приехали тоже по работе. У меня переночевали и уехали. Но в эту ночь мы с ним наговориться не могли. Что у нас было общего, я до сих пор не понимаю.

У него была жена и три дочки. Помню, он рассказывал, что все хотел сына. Много детей, и, видно, ему тяжело было о них заботиться. Потом оказалось, что они почти как нищие жили. При жизни он все это скрывал, очень старался, работал на двух работах. Он не выдержал и повесился. Говорят, очень болел: язва желудка, перенес операцию.

Каждая смерть воспринималась мной все тяжелее и тяжелее. Ведь самое родное уходило, умирали самые нужные и дорогие люди. Например, смерть моей тети, тети Фаи, которая воспитывала и мою маму, и меня. Маму она с сестрой из детдома забрала. А когда мне было плохо, когда у меня было малокровие, она приехала, увидела меня, истощенного и изможденного, и увезла в деревню. Убедила маму, что мне нужно перейти на парное молоко, то есть просто не дала мне умереть. И ее смерть для меня была невозможной потерей. Жуткая трагедия. А смерть моей жены… Получилось так, что я остался один, раздавленный горем и с больным ребенком на руках. Я, переживая за жену, должен был бороться дальше, ведь мне сказали, что ребенок долго не проживет, надо было сделать все, что только возможно, чтобы этого не случилось.

После бабушки у меня осталось очень много воспоминаний. У нее было пять внуков: три внука от моего дяди и нас с Сашей двое. Но почему-то я был у нее самым любимым. Все вкусное и все лучшее всегда доставалось мне. Наверное, она понимала, что у моих двоюродных братьев есть отец, а у нас его нет, и поэтому относилась к нам помягче. Но если взять только нас с Сашей, то первая очередь всегда была моя. Для меня бабушка была чем-то святым и неземным, как и тетя. Нельзя было, чтоб она ушла. Но она умерла. И следом смерть младшего брата.