— Но только, — вздохнул Никита, — не удалось Кондратию Фёдоровичу в суде правды добиться. Он и защищал бедняков, и по вечерам, после службы, им бумаги писать помогал. Про судью Рылеева весь Петербург говорил, — в кои-то веки в царском суде один честный судья сыскался! А один в поле не воин. Другие чиновники дела по-своему поворачивали, и ничегошеньки он с ними поделать не мог. Вот и ушёл из суда.
Савелий хотел ещё что-то спросить, но тут зазвенел у двери колокольчик. Никита заторопился в прихожую, Савелий — за ним. Кондратий Фёдорович отдал Никите запорошённую снегом шубу. Обернулся к Савелию, улыбнулся невесело:
— Был я у подрядчика твоего и у полицмейстера. Нет на этого мошенника управы. Артель в Москву ушла, доказать ничего нельзя. Но я барину твоему письмо написал, мне он поверит, наказывать тебя не станет. И ещё узнал я, что тут неподалёку, на возведении Исаакиевского собора, плотники нужны. Сегодня у нас заночуешь — время позднее, а завтра ступай туда не мешкая. А это тебе на первое время. — И сунул Савелию белую бумажку — ассигнацию.
Хотел Савелий Рылееву в ноги кинуться, но тот его подхватил:
— Не надо, братец. Дело ведь твоё справедливое. А до конца помочь тебе я не сумел. Погоди, может быть, настанут скоро лучшие времена.
Потом попросил:
— Никитушка, поставь-ка самовар, принеси мне в кабинет кипятку с лимоном. Нужно мне ещё поработать сегодня.
Никита головой покачал укоризненно:
— Время-то уж позднее. Ложились бы вы, Кондратий Фёдорович! Барыня, Наталья Михайловна, давно почивают. Утро вечера мудренее.
Рылеев усмехнулся, спорить со стариком не стал, но не послушался, ушёл в кабинет.
Допили чай, спать собрались. Савелий тулупом укрылся, пригрелся, уснул. А Никита всё поглядывал на дверь кабинета. Видел — свет сквозь щели пробивается. Опять Кондратий Фёдорович будет до утра сидеть, себя не жалеючи. А во всём виновата Полярная звезда, будь она неладна. Поднялся Никита с лавки, подошёл к окну. Подышал на стекло, в ледяных узорах дырочку протёр. Поглядел на небо. Вот она, светится — высоко, над ковшом Большой Медведицы.
Она и впрямь не давала Рылееву спать, «Полярная звезда». Но только не та, что на небе, — её Никита напрасно бранил. «Полярной звездой» назывался сборник стихов и рассказов — альманах.
Много было у Рылеева в Петербурге дел, много друзей. Часто засиживался он то в гостях, то на службе. Случалось, возвращался домой лишь к полуночи. Никита, ворча, отпирал засов, бормотал сердито: «Спать давно пора». Но Рылеев чуть не до самого утра жёг свечи, засиживался над книгами по русской истории.
Изучая русскую старину, Рылеев узнал, что когда-то не было на Руси ни князей, ни царей. Жил тогда народ по своей воле. И цари бывали разные. Император Пётр Первый сам войска на врагов водил, сам доски пилил и строгал, корабли для русского флота строил. А после Петра вот уже сто лет правят страной то капризные царицы, то императоры-самодуры. Но во все времена не переводились на Руси храбрые, честные люди, которые не боялись встать на защиту правды.
«Вот беда, — думал Рылеев. — Не знает народ о тех, кто против насилия восставал, жизни своей за Россию не щадил».
И тогда решил Кондратий Фёдорович написать стихи о героях русской истории. Один за другим, как живые, проходили они перед ним, вставая с книжных страниц. Вот легендарный новгородец Вадим. Он защищал вольный город от князя Рюрика и погиб за свободу. Вот костромской крестьянин Иван Сусанин. Он завёл вражеский отряд в непроходимые леса. Враги убили Сусанина, но и сами не ушли живыми. Вот отважный украинский казак Наливайко, который поднял крестьян на восстание. Стихи эти Рылеев назвал «думами».
Вместе с другом, поэтом Александром Бестужевым, начал Рылеев издавать журнал «Полярная звезда». Писали в «Полярную звезду» Пушкин, Жуковский, Крылов, Дельвиг… Писали и братья Николай и Михаил Бестужевы, и сам Рылеев. В декабре 1822 года маленькие томики журнала с сияющей звездой на обложке появились в книжных лавках и через несколько дней исчезли — разошлись по Петербургу, разъехались по всей России. Через год вышел ещё один томик журнала, потом ещё один. «Думы» Рылеева теперь многие узнали. Узнали — и полюбили.
Никита как-то спросил Кондратия Фёдоровича: «А что это за звезда такая — Полярная?»
Рылеев улыбнулся, отдёрнул штору на окне, показал на Север:
— Гляди, Никитушка, вот она. Звезда эта не простая — путеводная. По этой звезде моряки, путешественники путь узнают. Может быть, и наша «Полярная звезда» кому-нибудь верный путь укажет.
Тут бронзовые часы в гостиной протяжно пробили семь.
Вот-вот гости приедут, пора самовар ставить.
А у двери уже бренчал колокольчик. Шумно ворвались в дом приятели Рылеева, молодые офицеры. Явились три брата Бестужева: старший, Николай, — строгий, серьёзный; средний, Александр, — молодцеватый, красивый; младший, Михаил, — шутник, балагур. С ними приехал и кудрявый Лёвушка Пушкин, младший брат знаменитого поэта, рылеевского друга. Лёвушка привёз письмо хозяину от брата, из деревенской ссылки.
Расселись на скрипучих креслах, на диване.
Поспел самовар и, пыхтя, взгромоздился на белой хрустящей скатерти.