Звезда победы - [37]

Но нужно и о себе подумать. Сколько же еще можно жить в одиночестве? Когда-нибудь она должна быть вместе с дочерью. Шестилетняя Наташенька Немчинова с ее детской привязанностью к Марине Николаевне все время напоминала о дочке, бередила материнское сердце. Дедушка и бабушка — надежные воспитатели. Но она сама хочет растить дочь, видеть ее возле себя. Привезти ее сюда? Однажды она привозила ее к себе и убедилась, что дочери все же лучше жить с дедушкой и бабушкой. Правда, тогда была война.

Два чувства боролись в ней.

Нет, она не может отрезать себе путь домой, в Ростов.

— Я остаюсь только до того дня, когда завод начнет выполнять план, — сказала она, вставая.

Встал и Данько.

— До звезды? — уточнил он.

— Да. Тогда и уеду.

— Спасибо, — просто сказал парторг.

Она поняла: этот всегда сдержанный, спокойный человек, который может быть холодным, как лед, и сердечным, как самый близкий друг, доволен ею.

— Обещаю в будущем к этому вопросу не возвращаться, — добавил Данько.

В лаборатории Жильцову ждали обогатители. Нужно наметить дальнейший план исследовательских работ. Все они были связаны с самым важным — повышением меди в концентрате, снижением потерь меди.

Марина Николаевна слушала инженеров, но мысли ее все еще были заняты личной судьбой. Жильцова спросила обогатителей, какие сроки установили они для проведения первых работ. Они с удивлением переглянулись и посмотрели на нее: она не слышала, о чем шел разговор. Ей стало стыдно: как она могла так задуматься. Раньше этого с ней не бывало. Всю остальную часть беседы Марина Николаевна была внимательна, не пропустила ни одного слова.

После того как обогатители ушли, она спохватилась: нужно было обязательно позвать главного инженера. Фомичев очень хотел присутствовать при обсуждении хода исследований. Что с ней сегодня? Никогда она не страдала рассеянностью.

Марина Николаевна вспомнила, что ее заявление лежит у Немчинова. Надо пойти и забрать его.

Она вышла из лаборатории и поднялась на следующий этаж.

В приемной директора сидела секретарша.

— У Георгия Георгиевича кто-нибудь есть? — спросила Марина Николаевна.

— Да, Фомичев.

Нет, при главном инженере она не войдет к директору. Заглянет попозже. Не такое уж срочное дело.

Как он тогда сказал ей об отъезде! Одернул, как девочку. Поделом, поделом! Ведь было в этом нечто от хвастовства: вот возьму и уеду от вас! Я вольная птица! Интересно, что теперь сказал бы «он» — как про себя называла она главного инженера, — узнав о ее решении остаться пока на заводе?

Почему она так неспокойна? Неужели она жалеет о сделанном? Может быть, не следовало сразу давать ответа Данько? Ведь он не настаивал на немедленном решении.

Пришел представитель медеэлектролитного завода, которому они сдавали всю черновую медь для переработки в чистовую. На медеэлектролитном заводе из этой черновой меди дополнительно отделяли золото. Не совпадали данные о содержании золота. Лаборатория одного из заводов напутала в анализах. Марина Николаевна просидела с ним несколько часов, сверяя анализы. На время это отвлекало ее от беспокойных мыслей.

Она снова поднялась на верхний этаж. Теперь Немчинов был один. Марина Николаевна вошла в кабинет.

— Георгий Георгиевич, у вас мое заявление?

— Да, у меня.

— Я хочу взять его.

Директор раскрыл папку и порылся в бумагах, нашел заявление Марины Николаевны и протянул ей.

— Передумали? Отлично! Я не верил в серьезность вашего намерения.

— Почему?

— Сужу об этом по вашей работе. Когда человек целиком отдается своему делу, то ему не так-то просто взять и все вдруг бросить. Должны быть для этого очень серьезные основания. А как вы решили с дочерью?

— Я ничего еще толком не решила, Георгий Георгиевич.

— Мой совет: забирайте ее сюда. Берите отпуск и поезжайте за дочерью.

— Я подумаю.

— А завтра милости прошу на дачу.

— Спасибо, но подумаю, Георгий Георгиевич. Позвоню вам утром.

Под вечер Марина Николаевна прошла по всем цехам, в каждом долго задерживалась, разговаривала со своими людьми, смотрела их записи. Она очень хотела встретить Фомичева. Его лицо сразу сказало бы ей, знает он или не знает о ее решении.

Но Фомичева она не встретила.

Дома в этот вечер ей было одиноко. Позвонил Гребнев. Она обрадовалась и пригласила его пить чай. Он быстро пришел.

Теперь она поняла: ей нужен был человек, с которым она могла делиться своими мыслями, переживаниями.

— Миша, я опять осталась на заводе, — сказала Марина Николаевна. — Сколько собираюсь уехать и никак не могу тронуться. Сегодня послушалась Данько.

— Правильно поступила. Решение разумное, одобряю.

Милый, бескорыстный друг! Она была ему бесконечно признательна за постоянное дружеское расположение и внимание. Он был первым человеком, кто встретил ее во время войны на заводе, помог освоиться здесь и все эти годы не забывал о ней. Он был для нее больше чем братом погибшего мужа. Он заменил ей семью, всех близких. Он поддерживал ее и в те самые тяжелые месяцы, когда она так ждала вестей от мужа. Что с ней было бы без Михаила?

Но сегодня и он ничем не мог помочь ей. Она сама должна все решить.

Внезапная мысль пришла ей в голову. Лицо Марины Николаевны вспыхнуло, и Гребнев с удивлением взглянул на нее. Он умел угадывать ее настроение.