Звезда перед рассветом - [7]

* * *

Глава 2, Которую читатель, знакомый с предыдущими двумя книгами о приключениях Любы Осоргиной (она же Люша Розанова) вполне может пропустить, поскольку в ней излагается краткое содержание этих приключений, а также приводится полный список действующих и действовавших ранее лиц.

Николай Павлович Осоргин, помещик из имения Синие Ключи, что под Калугой, был в своей жизни счастлив, наверно, один лишь раз – когда женился на красавице Ляле Розановой. Была Ляля цыганкой, певицей с чудным голосом, и женитьба проходила по цыганскому обряду. А вот по православному канону Николай Павлович, хоть и любил свою Лялю без памяти, жениться почему-то так и не сподобился. Бог весть, почему. Замкнутая натура его даже для близких всегда оставалась загадкой. Не смогла разгадать ее и Ляля. Да и пыталась ли? Она родила Осоргину двоих детей. Мальчик умер, девочка выжила. Но цыганка не успела порадоваться материнству. И помещицей так и не стала. Ушла вслед за сыном. От тоски по вольной цыганской воле зачахла – так говорили в округе, при этом никто, кроме овдовевшего Осоргина, по ней не горевал. Настоящей барыней и мужики, и соседи по-прежнему считали первую покойную супругу Николая Павловича – Наталию Александровну, урожденную Муранову. С ее родней Осоргин враждовал – из-за того, что спустил все женино приданое на подарки своей цыганке. Ляля, как и все цыганское племя, любила драгоценности. И, продав родовое имение Мурановых – Торбеево, Николай Павлович купил цыганке Ляле знаменитый желтый алмаз «Алексеев» весом в 31 карат.

Увы, все эти драгоценности сохранились только на портрете цыганки, который висел в ее бывшей спальне. Осенью 1902 года распропагандированные эсерами крестьяне, которые уже давно были недовольны барином из Синих Ключей, сожгли и разграбили имение. Осоргин был убит. Считалось, что в огне пожара погибла его двенадцатилетняя дочь Люба вместе со старой нянькой Пелагеей. Пропали и драгоценности Ляли Розановой.

Наследником имения остался дальний родственник Наталии Александровны – Александр Кантакузин, студент Московского университета. За несколько лет до того Осоргин, откликнувшись на просьбу тяжело больной и не имевшей никакого дохода матери Александра, принял над ним опеку. Сделал он это не без дальнего умысла. Дело в том, что Люба, его дочь, считалась душевнобольной. Да что там, она ею и была. Душевным недугом страдал и побочный сын Николая Павловича – от той самой няньки Пелагеи, которой предстояло сгореть, – Филипп… Но Филипп-то что, он жил себе на лесной заимке, отец ему хоть и помогал, но официально не признавал. А Люба росла барышней, наследницей. Однако справиться с нею никто не был в состоянии. Она куда успешнее, чем с людьми, общалась с лошадьми и собаками, со старым домом, который называла Синей Птицей, с родником, давшим название усадьбе… Этот родник, как гласила местная легенда, возник из слез гордой девки Синеглазки, погубившей троих женихов и превратившейся в призрак через свою гордыню. Может, и впрямь, как шептались крестьяне, Синеглазка наложила заклятье на род Осоргиных? Филипп, тот считал ее своей невестой и ждал, когда наконец она к нему явится. Даже как-то принял за Синеглазку одну из осоргинских родственниц – Юлию фон Райхерт, в которую был влюблен Александр Кантакузин. А Люба Осоргина… Некоторые думали, что она – та самая Синеглазка и есть.

Так вот, Николай Павлович, послушав совета своего старого друга профессора Юрия Даниловича Рождественского, решил подыскать Любе мужа, чтобы она тихо прожила за его спиной отпущенный ей земной срок, не потеряв ни имения, ни житейского комфорта. Александр показался ему очень удачной кандидатурой. Когда после гибели Осоргина обнародовали его завещание – оно оказалось очень оригинальным. Все имущество, кроме доли, предназначавшейся Филиппу, предоставлялось Любе и Александру в пожизненное пользование без права отчуждения. А в собственность – их детям, если таковые родятся. А если нет – имущество в конечном счете поступало властям Калуги для организации театра имени Ляли Розановой… Именно этот последний диковинный вариант и вступал в силу, поскольку Люба погибла. Зато Александр получил возможность побыть помещиком… и – попробовать таки устроить свое личное счастье с Юлией фон Райхерт.

И устроил бы, наверно. Если бы в декабре 1905 года, в самый разгар первой русской революции, молодой доктор Аркадий Арабажин, он же – большевик с партийной кличкой Январев, не подобрал на баррикадах красной Пресни раненного парнишку, огольца с Хитровки. Сам он пришел на баррикады с простой и ясной целью – умирать. Другого выхода для себя он не видел – после того, как, поддавшись на провокацию, вывел товарищей прямо к засаде, под пули. Но вот пришлось, вместо расставания со своей жизнью, спасать чужую. Он привел мальчишку к себе на квартиру, чтобы отмыть и вылечить… и там обнаружил, что никакой это не мальчик, а пятнадцатилетняя девица с черными цыганскими кудрями и глазами светлыми и прозрачными, как весенний лед. Люшка, маруха хитровского вора в законе Гришки Черного. Люба Осоргина.

Люба, надо сказать, тут же от Арабажина сбежала. О том, кто она такая, ему рассказал забытый ею дневник. Девочка начала вести его несколько лет назад – после того, как потрясение, пережитое ею на пожаре, разбило стеклянную стену аутизма, которая с рождения отделяла ее от людей. Не от всех людей, впрочем. Ее друзьями были крестьянские дети – Степка и глухонемая Груня, которую Люба научила говорить. Степка и спас ее в ту страшную ночь, пробравшись к уже заполненной дымом детской по крыше. Ее спас, а нянюшка Пелагея погибла. Выйти из детской они бы не смогли – кто-то запер дверь снаружи.