Звезда Парижа - [72]

У нее стонало всё тело в тоске по его ласкам, и она была рада, что он так умел и внимателен, что он не оставляет нетронутым ни один участок ее кожи. Быстро и незаметно, как он умел, Эдуард стянул с плеч ее платье, обцеловал атласно-золотистые плечи, вынырнувшие из-под ткани.

Мягко скользнув под локтями Адель, он отыскал шнуровку корсета, и почти в ту же минуту молодой женщине стало дышаться легче, корсет пополз вниз, освободилась грудь, и Адель сама потянула с груди платье, обнажая два прелестных полукружия с широкими темно-розовыми сосками. Эдуард коснулся их ладонями, и они сразу напряглись, собираясь в упругие комочки, а когда он, лаская правую грудь рукой, склонился к напряженной верхушке левой, коснулся губами, влажно и горячо обвел языком, слегка прикусив кожу, доставляя этим боль легкую, сладостную и возбуждающую, Адель почувствовала., что вся кровь, какая только была в ее теле, горячими волнами приливает к груди, к бедрам, к лону. Он коснулся ее внутри, скользнув между раздвинутыми ногами. Адель судорожно вздохнула, чуть выгнувшись, дрожь пробегала по ее телу, когда она чувствовала, как его пальцы движутся, проникают глубже, отыскивая самые уязвимые точки, приближаются, наконец, к самому ее женскому естеству, влажному, горячему и жадному.

Эдуард был необыкновенен и еще более любим ею уже за то, что сейчас, в первую встречу, он взял на себя труд ее разжечь, делая это терпеливо, с удовольствием, наблюдая, как она возбуждается, и, поскольку Адель в последнее время совсем не знала такого отношения, это было вдвойне приятно. Но томить его больше она не могла; так хотелось почувствовать-таки, что он здесь, с ней, что он обладает ею.

Она остановила его, мягко перехватила его руки:

— Эдуард, — прошептала она в полузабытьи, — я так хочу, чтобы ты вошел. Внутрь. Глубоко. Пожалуйста, мне так хочется.

Улыбаясь, он поцеловал ее в губы, так жадно и сильно, будто хотел, чтобы она не разговаривала, чтобы слов не было между ними… поцелуй был такой властный, страстный и по-мужски настойчивый, что частично Адель вкусила ту радость подчинения, которую хотела испытать, уже от этого поцелуя. Ее руки, чуть вздрагивая, потянулись вниз, она сама расстегнула его брюки, горячие пальцы освободили и обхватили пальцами мужскую плоть, вздыбленную ради нее. Она стала нежить ее руками, так искусно, как только умела, и была рада, услышав, как Эдуард застонал, и снова прошептала:

— Пожалуйста. Сделай это. Не жди меня. Когда я с тобой, я всегда готова, и мне будет так хорошо, как никогда…

Ее шепот прервался, превратившись во что-то бессвязное. Они целовались без остановки, бормоча друг другу нежные бесстыдные слова, как это бывает с людьми в порыве страсти; она приникла к Эдуарду так близко, как только могла, и, крепче обвивая руками его шею, тихо постанывала, пока его плоть медленно и осторожно входила внутрь, и растягивались горячие стенки влажного лона, принимая его, обволакивая, сжимая всеми мышцами, втягивая всё дальше.

Он вошел глубоко, достиг, быть может, самой матки, и оба замерли, наслаждаясь радостью полного слияния. Это был, пожалуй, последний момент, когда Эдуард еще сохранял над собой контроль. Там, внутри, она была такой волшебно-тугой, податливой и упругой, что его терпению пришел конец. Охватывая руками ее бедра, он сделал первый толчок — жесткий, сильный, такой резкий, что она вскрикнула от удовольствия и неожиданности; потом стал двигаться быстрее, безжалостными толчками погружаясь в нее, на три четверти выскальзывая наружу и погружаясь вновь, возбуждаясь еще больше оттого, что она встречает его так умело и податливо, что так неистово и сильно движутся ее бедра.

Она шептала, обжигая ему щеку быстрым дыханием: «Не останавливайся, только не останавливайся», — и Эдуард не останавливался, двигаясь в очень быстром, четком ритме, бессознательно пытаясь отыскать ту самую чувствительную точку ее лона, которая находилась, как он помнил, где-то чуть слева, на самой глубине, на дне… Такого натиска она не могла долго выдержать; едва Эдуард достиг успеха в своих поисках, ее потряс яростный взрыв оргазма, десятки пульсирующих волн пронзили лоно, и ее любовник это почувствовал. Пребывая в беспамятстве, стремясь на две-три секунды продлить это дико-сладостное, невыносимо-приятное ощущение, за которое сейчас могла бы отдать что угодно, Адель прижималась к нему всё сильнее; тем временем Эдуард, уяснив, что она своего достигла, стал честнее и жестче в своих действиях.

Еще три-четыре, пять толчков… глубже, яростнее, сильнее, и он тоже содрогнулся. Ее лоно омыл теплый поток; задыхаясь, она потянулась к нему губами, они снова слились в поцелуе и замерли, пока наслаждение затухало. Адель до последней секунды с радостью ощущала, как он подрагивает внутри нее.

Ее ноги, прежде замком обвивавшие его бедра, бессильно опустились, и Адель прошептала:

— Я хотела бы еще иметь от тебя ребенка. Знаю, ты этого не оценишь, но, поверь, Эдуард, ты единственный, которому я это говорила.

— Единственный? — переспросил он.

Адель не ответила. Зря, конечно, она так выразилась, будто хотела намекнуть, сколько мужчин у нее было…