Звезда на содержании - [23]

Ради чего же?

– Ну так что? – послышался нетерпеливый голос, вспугнувший размышления мадам Жужу. – Долго мне Аннетки ждать прикажешь?

Мадам Жужу глубоко вздохнула, набираясь решимости. Теперь главное – не показать виду, что она обо всем догадалась. Но что делать, что делать, о господи?! Признаться посланцу Хвощинского, что Аннета сбежала? Но Константин Константинович непременно потребует возврата денег, определенных на ее содержание. А также возврата долга. И денег по закладной... Ох, нет, это никак невозможно! Соврать, что она здесь, но сейчас занята с другим? Но этот опасный гость может не поверить и останется дожидаться, чтобы привести в исполнение страшный замысел...

Что делать?! Помоги, святая Мария Египетская, бывшая блудница, занимавшаяся греховным промыслом не по нищете, а удовольствия для!..

А впрочем, нет, не ей нужно молиться, а святой Фомаиде Александрийской, которая даровала людям освобождение от плотского исступления. Когда искушал Фомаиду нечестивый свекор, она ответила: «Если ты даже рассечешь меня надвое, я не отступлю от заповеди Господней». Всегда считала ее мадам Жужу унылой ханжой, исконной врагиней всех веселых девиц и блудодеиц, а сейчас вознесла молитву в сердце своем, да какую горячую: «Святая Фомаида, сделай милость, внуши этому нечестивцу отвращение к блуду и притону блудодеяния! Пусть бежит отсюда вон, себя не помня, ног не чуя!»

Однако то ли молилась мадам Жужу не слишком горячо, то ли святая Фомаида сочла ее просьбу неосновательной, а может, святая сейчас была занята кем-то другим – не суть важно, главное, что остуды и отвращения в глазах гостя не проблеснуло. Он по-прежнему был обуреваем желанием если не заполучить Аннету в постель, то разузнать о ней и ее судьбе все, что можно и нельзя.

И вдруг мадам Жужу даже вздрогнула от внезапно осенившей ее мысли. Ох, напрасно, напрасно она усомнилась в Фомаиде! Напрасно уподобилась маловерам! Все же похлопотала за мадам Жужу святая мученица, все же нис-послала ей озарение!

Она холодно поглядела на гостя и брезгливо поморщилась:

– Не напоминай мне об Аннетке! И сам думать о ней забудь! А коли снова увидишь этого гусара, то приглядись, не провалился ли у него нос!

– Какого гусара? – изумленно ляпнул гость, и мадам Жужу лишний раз убедилась в своей проницательности: конечно, все его рассказы были сущими россказнями!

– Какого-какого! – хмыкнула она. – Того, который тебе об Аннетке наплел.

– А почему у него нос провалиться должен? – никак не мог взять в толк гость.

– Да потому, что Аннетку твою кто-то заразил дурной болезнью! Слыхал про французку?

Гость хлопнул глазами, и его смазливая физиономия мигом стала тупой и неприятной:

– Иди ты...

– Вот ты и иди, – махнула на него рукой мадам Жужу. – Или прочь выкатывайся, или другую девушку бери, понял?

– Нет уж! – быстро сказал он и даже отпрыгнул несколько. – Да у тебя небось все девки заразные! Нет уж, лучше подальше отсюда! Подальше!

И с этими словами он кинулся прочь, словно наскипидаренный, и даже проститься забыл.

Впрочем, мадам Жужу укорять его в этом не стала.

Она была слишком занята тем, чтобы вознести благодарность Фомаиде Александрийской. Как видно, и эта унылая ханжа тоже может на что-то сгодиться!

* * *

Играли, как обычно, у Кравцовякова. Богатый промышленник, приустав сводить под корень заволжские леса, раз в месяц бросал свои артели, надзор за которыми требовал его постоянного присутствия, и наведывался в город N, где немедленно удовлетворял свою самую возлюбленную прихоть: устраивал сбор всех любителей карточной игры, которых в городе было, конечно, немало. Являлись все в штатском – Кравцовяков не терпел мундиры. На расставленных по всей просторной гостиной зеленосуконных и полированных, карельской березы, столах играли в макао, экарте, баккара, бульот, польский банчок, даже в старинный гальбцвельф, ну а пуще всего любим был Кравцовяковым и его гостями штосс, пусть и вышедший из моды в Москве и Санкт-Петербурге, но вполне еще процветавший в провинциальных городах. Что примечательно, Кравцовяков никогда не брал на себя роль банкомета, а предпочитал понтировать в равных с прочими гостями.

Константин Константинович Хвощинский тоже был сегодня тут. И ему не везло. Банкометом за тем столом, где он начал игру, обосновался Сергей Проказов, а этот молодчик обладал нечеловеческим везением в любой игре. Хвощинский подозревал, что именно таким образом Проказов поддерживал свое довольно роскошное, особенно по меркам провинциальным, существование, потому что никаких доходов с имения не хватило бы, чтобы так сорить деньгами.

Не везло, не везло Константину Константиновичу... И подрезал-то неудачно, – но карте уже было место, назад не возьмешь, – и Проказов в первом же абцуге убил и короля в лоб, и соника. Пока в игру вступали другие понтеры, Хвощинский несколько оправился от разочарования, особенно когда увидел, что и остальным не слишком-то везет, особенно русоволосому молодому человеку с помятым и растерянным лицом. Вроде бы Хвощинский видел его прежде, а может быть, и нет. Был он одет щеголевато, но до того небрежно, что только диву оставалось даваться, как можно этак обращаться с дорогой модной жилеткою, рубашкой с плоеной грудью и сюртуком отнюдь не триповым, а бархата самого лучшего качества, хоть и несколько испачканным. Педантичный аккуратист, Хвощинский недолюбливал нерях, особенно нерях хмельных, а этот молодой человек был, конечно, здорово навеселе.