Звезда моя единственная - [3]

Девушка, черты которой сейчас таяли в полумраке, всплеснула руками:

– Во вред вам?! Отчего вы так думаете?

Мария Николаевна только фыркнула. Она прекрасно помнила содержание письма, которое заставило ее сюда приехать. Письмо пришло обычной городской почтой на адрес графа Строганова, однако имело приписку: «Марии Николаевне в собственные руки». Титул ее не был указан, но не стоило труда сообразить, кто имеется в виду. Еще хорошо, что почт-директор не вскрыл его, как имел обычай вскрывать переписку всех более или менее значимых лиц в государстве. Видимо, граф Строганов был отнесен к лицам скорее менее значимым. Ну что ж, не более десяти человек во всей Российской империи осведомлены о том, что великая княгиня Мария Николаевна и этот «малозначимый» Григорий Строганов несколько дней тому назад обвенчались тайно, и почт-директор, по счастью, в число этих приватно осведомленных персон не входил. Не то о письме было бы тотчас доложено отцу… последствия сей верноподданнической акции трудно даже представить! Наверняка и он уловил бы непочтительность, развязность, бесцеремонность и даже угрозу в этих строках:

«Ваше высочество, некий человек, которого Вы изволили знать в былые годы, просил передать Вам одну вещь, которая, как он надеялся, освежит в Вашей памяти самые живые минуты этих встреч. Поскольку я не рассчитываю на Вашу памятливость, сообщаю его имя: Григорий Васильевич Дорохов. Впрочем, Вы его знали как Гриню. Он мечтал сам повидать Вас, однако мечтам сим не суждено было осуществиться. У него, на память о Вашем знакомстве, сохранилась некая вещь, принадлежавшая Вам. Крепко надеюсь, что эта просьба будет исполнена и Вы явитесь за этой вещью лично. Мне было бы не затруднительно отнести ее самой к Вашему высочеству, однако не хотелось бы обращать на себя внимание досужих лиц. Однако, конечно, ежели Вы оставите письмо сие без внимания, мне придется искать свидания с Вами либо на людных улицах, либо пытаться обратиться к Вашему батюшке, как обращаются к Нему многие со своими затруднениями. Не думаю, что встреча на глазах посторонней публики, тем паче вмешательство императора были бы Вам желательны, а оттого жду Вас на Гороховой улице, в Московской части, в доме купца Касьянова на Воздвиженье в любой час ближе к закату.

Остаюсь Ваша верная и преданная слуга».

Слог и почерк выдавали недурное образование автора письма. Оно не было подписано никаким именем, но вполне можно было догадаться, что писала женщина. Конечно, эта самая.

– Отчего так думаю? – повторила Мария Николаевна. – Да оттого, что вы в письме своем мне недвусмысленно угрожаете. Ведь это вы его послали?

– Да, я, – спокойно согласилась девушка. – Послала я, но писала не я. Писала моя матушка, да и то не теперь, а девять лет назад. Посылая его, я исполнила ее последнюю просьбу.

«Значит, она не мужа похоронила, а мать, – сообразила Мария Николаевна. – И что эта мать хотела мне сообщить еще девять лет назад?! То-то листок показался мне таким пожелтевшим, обветшалым… Но какое отношение это имеет к… к нему?!»

– И что за вещь хотели вы мне передать? – спросила она холодно.

– Извольте взглянуть, – пригласила хозяйка и подошла к большому комоду в дальнем конце комнаты. Комод был крыт кружевной скатертью, на нем что-то стояло – вроде бы какой-то стеклянный колпак.

– Я почти ничего не вижу! – сердито воскликнула Мария Николаевна. – Нельзя ли подать свечей или хотя бы открыть окно?

– Сейчас принесу свечей, – кивнула девушка и поспешно вышла в дверь, противоположную той, в какую они входили.

«Отчего она не приотворит окна? – недовольно подумала Мария Николаевна. – Здесь темно, как в могиле! Ах да, у нее траур… Ну и что? Я тоже носила траур, правда, не по матери, слава Богу, матушка жива, а по мужу… но мне и в голову не приходило сидеть в темноте!»

Ну да, с тайной усмешкой вспомнила Мария Николаевна: когда Максимилиан умер, ей, напротив, показалось, что в конце некоего темного коридора, по которому она шла несколько лет, вспыхнул свет!

Девушка вернулась с трехсвечным шандалом и подошла к комоду. Мария Николаевна и впрямь увидела округлый стеклянный колпак. Под такими колпаками чувствительные невесты хранят свои флердоранжевые веночки, в которых они стояли пред святым престолом, когда венчались. У нее тоже был такой… в свое время. Пока они с Максом жили в Зимнем – сразу после свадьбы, – веночек лежал в их спальне под совершенно таким же колпаком. После, когда переехали в Мариинский дворец, выстроенный для Марии Николаевны отцом, веночек был забыт, а потом и потерялся… как были забыты и потеряли смысл все те клятвы, которые она некогда давала Максу, венчаясь с ним.

Однако под этим колпаком лежал вовсе не беленький флердоранж. Это было что-то тускло-зеленое… увядшая трава, что ли? Венок из увядшей травы? А посреди какая-то тоненькая свечка.

– Ничего не понимаю, – раздраженно проговорила Мария Николаевна. – Это та вещь, о которой вы говорили? Но что это? Какая-то трава? Почему здесь свеча? И где вообще Гри… где господин Дорохов? Отчего мне писали вы, а не он? Кто вы?

– Григорий Васильевич умер, – тихо сказала девушка. – Я исполнила его предсмертную просьбу и предсмертную просьбу его жены… я их дочь.