Звезда моря - [2]

Заметив удивление на лице хозяина, старый слуга смягчился. Он вспомнил, каким порывистым ребенком был Уильям — веселым, резвым, непосредственным.

— Сожалею, милорд, но, возможно, в следующем году леди Элизабет сможет подарить Вам сына.

Удивление на лице Уильяма Кормака тут же сменилось неприязнью. Он пожал плечами в ответ на утешение Томаса.

— О чем ты, Томас! По мне лучше одна ничего не стоящая девочка из утробы Мэри, чем целый рой мальчиков из толстого, бесплодного живота Элизабет Суини. Ты сказал, что с Мэри все в порядке, хочет ли она видеть меня? — И, не дожидаясь ответа, он схватил со стула свои часы, — я сейчас же отправлюсь к ней.

По дороге из Корка в близлежащую деревню, где сейчас была Мэри, он вспомнил ту веселую, живую, готовую на все девушку, которую привел в его спальню случай. Она была миловидной и пухленькой еще до того, как стала носить под сердцем его ребенка. Уильям был одинок и нуждался в женщине. Он вспомнил тот день, когда впервые увидел Мэри. Ее темные волосы были спрятаны под шляпкой, но тонкие завитки струились по шее. Она смело подняла на него темно-зеленые глаза, и он не смог отвести от них взгляд. Грудь вздымалась под тугим корсажем девушки, когда та сражалась с тяжелыми чемоданами Элизабет. Его жена так торопилась к своей мамочке, что никогда не заметила бы, что Уильям следит глазами за служанкой.

Вначале девушка была для него только объектом для развлечения. Маргарет Мэри Бреннан казалась прямой противоположностью его вечно жалующейся жене. Высокая, стройная, с живыми темными глазами и полупрозрачной кожей. Тонкими чертами лица она напоминала Кормаку морскую птичку, гладкую и незатейливую. И, кроме всего прочего, он был не тем мужчиной, который долгое время мог оставаться без женского внимания и утешения. Ему исполнилось тридцать лет, он был широкоплечим, полным жизненных сил, с не слишком высокими запросами. Чтобы удовлетворить их, ему вполне хватало тех стабильных доходов, которые он имел с кораблей в заливе. Он часто ощущал нежность и безрассудство в своих чувствах к этой девушке, которые пробирали его, как крепкий ром.

В стороне от назойливых любопытных глаз Корка и семьи Суини Мэри добровольно стала его любовницей. Она не была девственницей, тем не менее у нее хватило девической скромности, чтобы бросить вызов его обольщению, или она оказалась достаточно умна, чтобы он воспринял это именно так.

Уильям не знал, когда он перестал видеть в Мэри только игрушку и стал думать о ней как о своей женщине. Возможно тогда, когда стал осознавать, что заботится о том, хорошо ли ей с ним. Он начал замечать ее безмолвное достоинство. Она была выше большинства женщин, с длинными ногами и полными бедрами, на которых пышно кружились юбки, и Уильям находил это очень соблазнительным. Мэри была малообразованной девушкой, но смышленой, проворной и с правильной речью. Девушка умела немного читать и писать, что было необычно для ее сословия.

Но теперь положение Мэри изменилось. И Уильяма это очень заботило. Он позволил ей покинуть свой дом на время родов только потому, что она настаивала на этом. Как лисица ищет свою нору, Мэри искала темное потайное место, чтобы произвести на свет своего ребенка. И он уже не мог возражать ей.

Не доезжая мили до маленького домика, который являлся частью его собственности, Уильям пришпорил коня. Он вспоминал, как Мэри отвечала на его страсть и все возрастающую любовь, объятием на объятие, с неистовой решимостью и пылким восторгом. Вскоре она оставалась в его постели уже на всю ночь, но они не испытывали вожделения… только безудержное желание. Даже сейчас, на холодном мартовском ветру, он как будто ощущал присутствие Мэри и желал ее. Элизабет по сравнению с ней казалась старой девой. Мэри была сама жизнь. Беременность сделала ее еще более страстной, чем обычно. И сейчас она родила ему ребенка, девочку. Он знал, что не сможет бросить ни ее, ни их ребенка.

Сквозь непрерывное завывание ветра Мэри услышала стук копыт. Она знала, что это приехал Уильям. Женщина не спала и не брала на руки ребенка, пока он не приехал. Она приподнялась на локте в своей кровати и была сбита с толку той слабостью, которую внезапно почувствовала. Мэри взглянула на сидевшую в углу повивальную бабку и на младенца, которого та держала в складках своей одежды.

— Принесите мне ребенка и оставьте нас. Мистер Кормак оплатит ваши услуги, — прошептала она.

Бабка встала и принесла ребенка, завернутого в чистую пеленку, — маленький сверток, в верхней части которого выглядывал один-единственный завиток рыжих волос. Мэри хотела попросить ее никому не говорить о рождении ребенка, но инстинктивно поняла, что такая просьба бесполезна. О ребенке скоро начнет сплетничать весь порт. И она не была уверена, что сожалеет об этом.

Уильям ворвался в комнату и затаил дыхание, в то время как сиделка выскользнула за дверь. Он не обращал внимания ни на кого и ни на что в доме, кроме своей Мэри. Мужчина упал на колени у изголовья кровати и молча взял в ладонь обе ее руки, а второй ладонью расправил разбросанные по подушке спутанные волосы женщины.