Звезда и шпага - [7]

Мне со своим полуэскадроном предписывалось, как только мы разрубим армию Зарубина напополам, ударим по ней с тылу, чтобы отсечь от неё небольшой кусок и уничтожить его вместе с драгунами Сибирского полка.

Мы пустили коней шагом, при ином аллюре попасть в кого-либо с седла просто невозможно. Так что уже спустя несколько минут кирасиры оторвались от нас, разгоняя своих тяжёлых коней для сокрушительного таранного удара.

— К залпу готовьсь! — скомандовал я, взводя курок пистолета, хотя стрелять пока не собирался.

— Повзводно! — пришла по цепочке команда секунд-майора Брюсова, принявшего командование полком, пока Михельсон руководил всем сражением. — С первого взвода первого эскадрона! Огонь!

И почти тут же на левом фланге затрещали карабины.

— Пли! — выкрикнул я, когда дошла очередь до моего взвода, и едва не оглох от залпа двух с половиной десятков карабинов, но тут же, даже почти не слыша себя, скомандовал: — Карабины убрать! Палаши вон!

Солдаты вынули из ножен палаши, положив их поперёк седла.

Запела труба, и полк двинулся вперёд, переходя на рысь, догоняя уже врубившихся в строй казаков кирасир. А перед самым носом бунтовщиков пришпорили коней, разгоняясь до стремительного галопа. Кирасиры уже достаточно углубились в строй врага, проломившись через копейщиков, и теперь рубили не успевших дать нормального залпа мушкетёров. Однако теперь им грозило окружение, ибо пришедшие в себя казаки с флангов стремились зайти к ним в тыл. И тут, как раз вовремя появились мы.

Пули сразили многих казаков, поспешивших напасть на кирасир, а затем мы ударили в палаши. Я разрядил свой пистолет в голову ближайшего казака, тут же отвернувшись от неприглядного зрелища, сунул его ольстру и выхватил палаш. На меня было сунулся казак с рогатиной, но я рубанул его сверху вниз по синей шапке. Конь толкнул его грудью — и казак рухнул ничком. Ещё один попытался ткнуть меня обломком пики. Коротким ударом я срубил кусок дерева, что он держал в руках, так что у него остался совсем уж жалкий огрызок — полвершка от кулака. Однако казак не растерялся и, перехватив огрызок, как дубинку, попытался врезать мне в бок. Я ударил его палашом по голове, но предусмотрительный казак надел под шапку железную каску, какие носили стрельцы и копейщики в допетровские времена. Тяжёлый клинок палаша разбил её, по лицу казака заструилась кровь, однако добить его я не успел — и без того рисковал потерять своё место в строю. Ну да ничего, будет кому и этим заняться.

Наш полк с казанскими кирасирами в авангарде, оставляя за собой кровавую просеку, рассёк армию Зарубина на две части и вышел им в тыл. Однако воплотить вторую часть плана, замысленного Михельсоном, нам не удалось. Потому что в тылу нас встретили отлично обмундированные и вооружённые солдаты с современными мушкетами, выстроенные в три шеренги. Командовали ими офицеры в зелёных мундирах незнакомого покроя, синих шароварах и, отчего-то, картузах с незнакомыми эмблемами на околыше. Унтера, по всей видимости, были из казаков.

Офицеры вскинули сабли, загремели барабаны. Как во сне я услышал команды. «Первая шеренга, на колено!». «Повзводно…». И тут запели трубы. Мы рванули коней в разные стороны, ибо атаковать изготовившихся к стрельбе мушкетёров плотным строем, форменное самоубийство. Но, не смотря на это, потери наши были чудовищны. Пули выбивали кирасир и карабинеров из сёдел, убивали под ними коней, многие пребывали в позорном смятении.

— Прекратить панику! — прогремела команда оказавшегося каким-то образом рядом со мной секунд-майора Брюсова. — Собраться для атаки! Трубачи, уснули, что ли?!

Словно, и вправду, проснувшиеся трубачи выдули длинные трели из своих инструментов. Услышавшие привычные звуки люди позабыли о панике, сработали выработанные годами тренировок рефлексы, мы развернули коней и направили их на примкнувших штыки и ждавших нашей атаки солдат. Назвать их казаками или там рабочими с крестьянами язык не поворачивался. Это были солдаты — хорошо экипированные и подготовленные солдаты. Куда лучше, чем пресловутые казаки сотоварищи в крашенных кафтанах и железных шлемах под шапками.

Я с наскока рубанул по выставленному штыку, сломал его у самого основания, но мне тут же пришлось увёртываться от удара солдата второй линии. Получить пол-аршина стали под рёбра не хотелось, так что пришлось проявлять чудеса вольтижировки, хотя штык и пропорол мне мундир на боку. Я наотмашь рубанул по мушкетам солдат второй линии, даже сломал пару, однако был вынужден отступить — первая линия тоже не спала. Грудь моего коня уже окрасилась красным, на ней красовались несколько порезов.

— Ирашин! — подскочил ко мне секунд-майор Брюсов. — Бери свой взвод и возвращайся. Кто-то должен ударить казакам в тыл. Сибирцев там прижали сильно!

— Есть! — коротко козырнул я левой рукой, натянув поводья, и крикнул: — Взвод, галопом, за мной!

Заряжать карабины времени не было, поэтому мы сразу ударили в палаши. Казаки, видимо, не ожидали, что мы, связанные боем с регулярной пехотой — а как ещё назвать этих солдат? — не сможем эффективно действовать в их тылу. И они были во многом правы, приказ Брюсова был изрядной авантюрой, но ведь и драгун Сибирского полка надо спасать.