Звезда и Крест - [74]

Шрифт
Интервал

Балакал он по первости пустым стенам. Бойцы на слова его даже не откликались. Потом посылать стали. Да столь дружно, что Сашка тут же прикинул: этих долго упрашивать не придется. Обретут жизненный смысл в самое ближайшее время. После слушали его со вниманием, когда такой же, как и сами они, обрубыш сочинял им про девушку Антонину, что ждет его в Шадринске хоть и безногого, да любимого. Когда вещал про достижения протезной промышленности, создающей такие конечности, что от настоящих не отличить. Про поблажки и льготы, коими награждает героев родная советская власть. Выходило, что без ног человеку даже сподручнее. Ну прямо как в той народной частушке: «Хорошо тому живется, у кого одна нога! И штанину экономишь. И не нужно сапога». Буквально через несколько дней таких разговоров ампутантов уже и не узнать. Цугом носятся за Сашкой на колясках: в курилку, в лифт да на улицу. Рубают госпитальную баланду от пуза. Мордами розовеют. И даже попытались прижать в коридорных изгибах младший медицинский персонал. Завершающим аккордом воспитательной этой работы стали вновь пристегнутые протезы. Надраенные до глянцевого блеска полуботинки. Отутюженный парадный мундир со всеми Сашкиными наградами, золотом пуговиц, капитанских звезд на погонах, шевроном ВВС на плече и тяжелой гирляндой аксельбанта, свисающей от плеча к пузу. В облачении этом гусарском завалился к своим подопечным словно ни в чем не бывало. «Мужики, я за пивом. Вам взять?»

Этот пронзительный майский день, когда Отечество в сороковой раз праздновало победу в Великой войне, он запомнил навечно. Просветлевшие вдруг лица парней, чьи глаза исполнились надеждой и верой. Хруст новой кожи под железной ступней. Солнца хлябь. Бездны лазури небесной. Марево трепетное яблоневого да сливового цвета. Кровавые ало тюльпаны, что застилают в этот день городские клумбы и сады. А возле клумб – ветераны. Всего-то шестидесятилетние, по большей части пока что живые участники Отечественной войны. С орденами и медалями на пиджаках. С табличками самописными, самодельными в руках, на которых – названия частей, подразделений, армий и фронтов. Ищущий взгляд. Песни под баян. Слезы в кулак. Беленькой пузырек за пазухой. За сорок-то лет все еще современники. Обычные люди в повседневности бытия. Но с каждым годом все реже ряды, все глубже вечность и пустота, перемалывающие человеческие жизни в историю, хоть и великую, но с годами меркнущую и даже изменяемую в угоду молодым, родства не помнящим поколениям. К началу века грядущего их останется и вовсе не больше десятка на всю страну. Да и те – сыновья полков, те, что воевать пришли в детском возрасте. Настоящих же воинов двадцать третьего, двадцать четвертого, двадцать пятого годов рождения, тех, кто первыми уходил на фронт и кого война не выбила, добьет равнодушное время.

Точно так же, как ветеранов войны нынешней, восточной, каковых и за ветеранов-то никто не считает. Ибо пока не закончилась эта война, пока еще жрет новых и новых солдат, живых ли, убитых – не важно, то и ветеранов этих не счесть, не понять, во что обойдутся государству их похороны и дальнейшая жизнь, каких поблажек достойны и достойны ли чего вообще?

Вот, стало быть, и не стоят они с табличками в руках с названиями для русского глаза чужими. Однополчан не ищут. Властью советской и ветеранами войны Великой не замечаемые и покуда не принимаемые. И День Победы – не их праздник.

Шагая на железных ногах по городу, исполненному воспоминаний о победах минувших, думал Сашка и о том, что в войне нынешней победы не будет. Что некого в ней побеждать. И завоевать невозможно. Да и нету в этой войне такого Рейхстага, на котором возможно водрузить красное наше знамя взамен зеленого. И капитуляцию принимать.

Мысли эти горестные хоть и царапали душу, но скоро рассеивались, подобно невидимой майской пыльце. Дыму ветеранского табака.

В Военно-воздушную академию имени первого космонавта Гагарина приняли его, разумеется, безо всяких экзаменов. Проректор по воспитательной работе долго тряс раненую руку. Улыбался глупо, тараторя что-то несуразное про личный пример, доблесть и офицерскую честь, сам, естественно, мало в сказанном соображая. Однако же, дай бог ему здоровья, выхлопотал для Сашки в общаге комнату на солнечной стороне. С видом на лес. На первом этаже, чтоб инвалиду подниматься не в тягость. Оформился Сашка на довольствие. Выправил отпускные. И с легким сердцем, как говорится, к маме на побывку. До конца августа.

В шадринской неге, под покровом материнской любви и попечения, лето пронеслось незаметно. Часами сидел в горсаду, проглатывая без разбора все, что находил в отцовской библиотеке: «Король Лир», «Три сестры», «История Рима от основания города» Тита Ливия, «Вино из одуванчиков» Рэя Брэдбери, модного Аксенова и «В окопах Сталинграда» Некрасова. Отыскал в глубинах березового книжного шкафа позади ровных книжных рядов и еще одну книгу, само существование которой в их доме уже вызывало слишком много вопросов. На зеленой ее обложке тускло светился православный крест, а на толстом корешке тем же тусклым золотом значилось: «Библия». И мама, и отец, и сам Сашка, и все его окружение – сплошь народ воспитания атеистического. Так откуда же в доме зловредное это чтиво? И отчего от чужих глаз упрятано? Уж не читал ли его отец тайком? Раскрыл увесистую находку. А ведь и правда читал. Некоторые странички загнутыми уголками обозначены. Слова и даже целые предложения простым карандашом подчеркнуты. Странные слова. Сашкиному уму непонятные. Как эти, к примеру: «Для дерева есть надежда, что оно, если и будет срублено, снова оживет, и отрасли от него выходить не перестанут: если и устарел в земле корень его, и пень его замер в пыли, но, лишь почуяло воду, оно дает отпрыски и пускает ветви, как бы вновь посаженное. А человек умирает и распадается; отошел, и где он?»


Еще от автора Дмитрий Альбертович Лиханов
Bianca. Жизнь белой суки

Это книга о собаке. И, как всякая книга о собаке, она, конечно же, о человеке. О жизни людей. В современной русской прозе это самая суровая книга о нас с вами. И самая пронзительная песнь о собачьей верности и любви.


Рекомендуем почитать
Новый Декамерон. 29 новелл времен пандемии

Даже если весь мир похож на абсурд, хорошая книга не даст вам сойти с ума. Люди рассказывают истории с самого начала времен. Рассказывают о том, что видели и о чем слышали. Рассказывают о том, что было и что могло бы быть. Рассказывают, чтобы отвлечься, скоротать время или пережить непростые времена. Иногда такие истории превращаются в хроники, летописи, памятники отдельным периодам и эпохам. Так появились «Сказки тысячи и одной ночи», «Кентерберийские рассказы» и «Декамерон» Боккаччо. «Новый Декамерон» – это тоже своеобразный памятник эпохе, которая совершенно точно войдет в историю.


Орлеан

«Унижение, проникнув в нашу кровь, циркулирует там до самой смерти; мое причиняет мне страдания до сих пор». В своем новом романе Ян Муакс, обладатель Гонкуровской премии, премии Ренодо и других наград, обращается к беспрерывной тьме своего детства. Ныряя на глубину, погружаясь в самый ил, он по крупицам поднимает со дна на поверхность кошмарные истории, явно не желающие быть рассказанными. В двух частях романа, озаглавленных «Внутри» и «Снаружи», Ян Муакс рассматривает одни и те же годы детства и юности, от подготовительной группы детского сада до поступления в вуз, сквозь две противоположные призмы.


Страсти Израиля

В сборнике представлены произведения выдающегося писателя Фридриха Горенштейна (1932–2002), посвященные Израилю и судьбе этого государства. Ранее не издававшиеся в России публицистические эссе и трактат-памфлет свидетельствуют о глубоком знании темы и блистательном даре Горенштейна-полемиста. Завершает книгу синопсис сценария «Еврейские истории, рассказанные в израильских ресторанах», в финале которого писатель с надеждой утверждает: «Был, есть и будет над крышей еврейского дома Божий посланец, Ангел-хранитель, тем более теперь не под чужой, а под своей, ближайшей, крышей будет играть музыка, слышен свободный смех…».


Записки женатого холостяка

В повести рассматриваются проблемы современного общества, обусловленные потерей семейных ценностей. Постепенно материальная составляющая взяла верх над такими понятиями, как верность, любовь и забота. В течение полугода происходит череда событий, которая усиливает либо перестраивает жизненные позиции героев, позволяет наладить новую жизнь и сохранить семейные ценности.


Сень горькой звезды. Часть первая

События книги разворачиваются в отдаленном от «большой земли» таежном поселке в середине 1960-х годов. Судьбы постоянных его обитателей и приезжих – первооткрывателей тюменской нефти, работающих по соседству, «ответработников» – переплетаются между собой и с судьбой края, природой, связь с которой особенно глубоко выявляет и лучшие, и худшие человеческие качества. Занимательный сюжет, исполненные то драматизма, то юмора ситуации описания, дающие возможность живо ощутить красоту северной природы, боль за нее, раненную небрежным, подчас жестоким отношением человека, – все это читатель найдет на страницах романа. Неоценимую помощь в издании книги оказали автору его друзья: Тамара Петровна Воробьева, Фаина Васильевна Кисличная, Наталья Васильевна Козлова, Михаил Степанович Мельник, Владимир Юрьевич Халямин.


Ценностный подход

Когда даже в самом прозаичном месте находится место любви, дружбе, соперничеству, ненависти… Если твой привычный мир разрушают, ты просто не можешь не пытаться все исправить.