Звезда и Крест - [43]

А этому старику, кажется, и церковь не нужна. Скрученный проволокой. Ножом колотый. Без воды и еды. В ожидании гибели самых близких ему людей, он шептал свои молитвы безостановочно, обращая взгляд сквозь полуприкрытые веки на пламенеющий рассветом восток. И во взгляде его была одна лишь покорность.

К тому времени отправленный комбатом лазутчик уже добрался до камышей и запалил их бутылью керосина. Всего за несколько минут порывистый ветер раздул пламя в пожар. Но передовой отряд моджахедов, шкурой почуяв диверсию, тут же отступил в кишлак без всяких потерь и оттуда открыл плотный минометный огонь, первым делом разорвав в клочья лазутчика, а затем, меняя угол наведения, все ближе и ближе подбираясь к упрятанному за песчаными барханами спецназу. Рассредоточились. Но на огонь решили не отвечать. И позиций тем самым не раскрывать. Огонь затих сам собою.

Часа полтора в пустыне все было тихо. Трещал, чадил вкусным копченым дымком догорающий камыш, едва слышно шелестел песок, скрывая легкий ход ослиных копыт, на которых объезжал теперь окрестности вражеский дозорный отряд. В пустыне и ночью-то темной чужака заприметить легко, а уж светлым днем – на километры вокруг видать. Схоронившиеся за барханами бойцы, хоть и рассредоточенные, со всеми их БМП, минометами, антеннами и боеприпасами, для бородатых на ослах – лакомая добыча. Даже стрелять не станут. Вихрем известят своих о засаде. Комбат их не видит, не слышит, но какая-то внутренняя уверенность велит ему отправить две разведгруппы по обоим флангам в обход кишлака.

Та, что возглавил Костя Топорков, как раз и напоролась на дозорных. Бой был совсем короткий. Двоих дозорных зарезали. Один убежал. Он-то и навел на разведку новый огонь. Били справа. Прямой наводкой. Но Костя уже увел своих бойцов в безопасную глубь пустыни.

Еще через два часа из кишлака без всякой утайки выехали на лошадях пятьдесят моджахедов при полном боевом вооружении, с двумя полноприводными «Тойотами» позади, оснащенными пулеметами крупного калибра. Прутся по пустыне смело. Грациозно даже. Это их дом. У Кости приказ: противника отвлекать всеми возможными способами. Тот и отвлекает. То шашку дымовую зажжет. То гранату кинет. Бегают его ребятишки от бархана к бархану ошалело, из самых последних сил, под раскаленным добела солнышком, уводя басмачей от своих подальше. Да только выдохлись мальчишки без воды, пешкодралом. Даже и не орут уже, еле мычат о помощи, перемешивая мольбы с густым отчаянным матом. Теперь комбат и левый фланг запускает в бой. Велит зайти моджахедам с тыла и отвлекать огонь на себя. Ему бы самому двинуть с техникой наперерез. Да только за минувшие дни и ночи осатаневшие от жажды бойцы прикончили даже воду из радиаторов, отчего из техники этой сейчас возможно лишь стрелять, а уж двигаться по жаре – запороть движок в два счета.

Гоняли да изматывали бородатые наших ребятушек по пустыне будто зайцев. И измотали вконец. Обессиленные фланги соединились, придавили моджахедов маленько плотным огнем в сторону авангарда и принялись косить перекрестно. Пустыня простреливалась прицельно, прикрывала оба фланга грядой барханов, да на счастье у одной из вражьих машин пробило оба колеса, и та зарылась в песок по самый бампер, на другой заклинило пулемет. Накосил русский солдат за то утро не меньше двадцати человек и не меньше пятнадцати поранил. У самих – четверо раненых. Один тяжело. И каждый обезвожен. По окончании боя первым же делом ринулись к мертвым в поисках фляг. И высасывали их до самозабвения жадно, обрекая себя и товарищей на дикий, нещадный понос.

К полудню, когда пластиковые подошвы солдатского «адидаса» чуть не плавились на раскаленном песке, когда расхристанная, местами разодранная «песочка» проступала белесыми пятнами выпаренного пота и не было сил не то чтобы стрелять, но и просто держать автомат, усталые роты возвращались на запасные позиции, прекрасно понимая, что нового боя им уже не снести.

– Авиация, – прохрипел комбат Сашке потрескавшимися губами, – зови своих! Будем мочить этих духов.

Но вертолеты на подмогу не спешили. Несколько «крокодилов» все еще работали на перевале Шабиян, другие с поплавленными от жары и песка лопатками турбин стояли в ангарах в ожидании запчастей и ремонта. Так что подмога ожидалась ближе к вечеру. Комбат без остановки матерился в эфир, убеждая начальство, что бомбить кишлак нужно как можно скорее. Вода закончилась. Силы тоже. И надежды почти не осталось. «Вся ответственность за возможную гибель людей ляжет на вас», – грозил комбат неведомому чину. И тот орал ему в ответ визгливо, не желая ответственность эту на себя принимать.

К четырем часам, когда солнце вновь клонилось к закату, темным золотом заливая раскаленный песок, в наушниках Сашкиной радиостанции наконец послышались первые позывные летчиков. С Кандагарской базы к ним спешили два «грача»[54] с четырьмя стокилограммовыми авиабомбами на пилонах, с ракетами класса «воздух – земля». Два гарнизонных «крокодила», оснащенных боеприпасом, как говорится, по самые яйца, уже на подходе. Запрашивают координаты сброса. Просят обозначить цель. Сашка цели эти в ожидании подмоги давно рассчитал. А минометная рота уже и выставила их на прицелах, готовая в любое мгновение бить по кишлаку, обозначать фугасными разрывами линию бомбометания.