Звезда и Крест - [107]

Простоволосая, босая, сажей вымазанная. В слезах. В путах кованых, наподобие кандалов, стальном ошейнике, в каких медведей диких водят. Нечисть мерзкая круги нарезает в хороводе сатанинском, воет дико, желчью харкает, кровавой слизью. Сонмы бесовские и небо застят серой мглой. Шелест перепончатых крыльев сливается в непрестанный гул, в морок, от которого нет спасения, потому как – нашествие, адская рать поднимается из преисподней. Баалов храм огнем священным мерцает, возвещая скорое их наступление. Литаврами медными победными оглушает окрест. Со ступеней амфитеатра, из гробниц порушенных пальмирских, из купален, веками осушенных, выползают они подобно черным личинкам, но вскорости и вылупляются из них бурыми осклизлыми нетопырями. Жесткой шерстью укрыты. Взглядом желтым, звериным в сердце устремлены. Пастью с черным языком, рядами острых кошачьих зубьев ощерены. Вот уже и князья бесовские в латах златых, верхом кто на черном коне, кто на белом единороге, а кто и на драконе в стальной попоне. Взглядов их выдержать невозможно. Пронзают взгляды самоё сердце сотнями игл, воскрешая воспоминания о забытых грехах и даже помыслах, распаляя окаянным огнем рассудок до безумства неистового. Трубы златые и горны медные протяжным стоном марш возвестили. Смеются князья. Радостно им человеческое падение. Тот, что ближе остальных к несчастной, склоняется к ней и прижимает к себе, тащит в седло на драконью холку. И вот уже вдвоем с князем тьмы восседают на закованном в сталь чудище под визг и вопли мелких бесов. В смраде жженой серы, посреди клубов сизого дыма, искр электрической сварки двигались всей своей темной ордой прямехонько на Сашку в желании смять, пленить, растоптать его бессмертную душу. «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его, и да бежат от лица Его ненавидящии Его! – орет Сашка, кажется, на всю Пальмиру и крестом размашистым осеняет и князей тьмы, и их армаду, и античные развалины с угнездившимися в них бесами. – Яко исчезает дым, да исчезнут; яко тает воск от лица огня, тако да погибнут беси от лица любящих Бога и знаменующихся крестным знамением, и в веселии глаголющих: радуйся, Пречестный и Животворящий Кресте Господень, прогоняяй бесы силою на тебе пропятаго Господа нашего Иисуса Христа, во ад сшедшаго и поправшаго силу диаволю, и даровавшаго нам тебе Крест Свой Честный на прогнание всякаго супостата. О, Пречестный и Животворящий Кресте Господень! Помогай ми со Святою Госпожею Девою Богородицею и со всеми святыми во веки. Аминь!» Замерло войско бесовское. Оцепенело. И через мгновение осыпалось серым тленом. И князья, и лошади, и единороги, и руины пальмирские, и парящая в небе рать. Только Лиля осталась. Лежала на истерзанной земле, казалось, без чувств, без дыхания. Но вот вздрогнула. Застонала едва слышно. Отверзла глаза. Смотрела на него безумно. Но взгляд ее прояснялся, обретал смысл, словно возвращалась мыслями и сознанием из далей нездешних, а вскоре и вовсе обрел прежнюю ясность. Узнала. Поднялась. Прикрывая лохмотья, что остались от ее нарядов, пошла навстречу с усталой, мученической улыбкой на милом лице. Приблизилась на расстояние вздоха. И в ту же секунду хищно впилась в его шею.

Она бы и убила его, если бы зубы порвали сонную артерию. Но вошли в мясо. Боли он не почувствовал. Только безотчетный страх, сковавший волю путами незримыми. В рукопашном этом бою из последних сил отпихнул ее от себя. Осенял крестом непрестанно, хлестал молитвой Иисусовой: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго». А та рычала в ответ. Скрючившись возле его ног, выгибалась дугой, царапала пальцами землю, драла волосы. Но он все осенял и хлестал без счету, осенял и хлестал, покуда наконец не унялась, не затихла в беспамятстве.

Очнулся он весь в липком, затхлом поту, еще и не осознавая доподлинно: свершилось все виденное им только что в страшном видении иль наяву. Настолько видение это было живым, насыщенным не только образами, но и запахами, и звуками, и даже вкусом. И лишь добравшись до ванной, взглянув на себя в зеркало с корродированной амальгамой, вздрогнул от ужаса. На шее чуть правее сонной артерии в густой синеве кровоподтека ясно виднелись следы человечьих зубов. Глядя на отражение, долго крестился, а потом забрался за пластиковую занавеску, открутил кран с холодной водой и стоял так под секущими струями, пока студеная влага с запахом ржавчины и хлора смывала с него ужасы ночных ристалищ.

Днем микротоки телефонной проводки донесли до него и голос самой Лили, что поведал о тех же самых видениях вплоть до мельчайших деталей вроде кастенбруста драконьих доспехов, сладких слов, что нашептывал бесовской князь, сияния Баалового дворца. Только вот укуса она не помнила. Утверждала: он укусил ее за плечо. Даже след остался. Поведала и о том, что в порушенный Рыльский Свято-Никольский монастырь не так давно прибыл духоносный батюшка, в прошлом – глинский послушник, афонский монах отец Ипполит. Люди говорят: принял он на себя помимо прочих еще и подвиг отчитки. Так что едет к нему народ со всей страны безостановочно. Решила и она сходить, покуда окончательно в колдовском своем грехе не потонула. Вдруг и поможет Тот, над кем прошлую жизнь потешалась? Ибо тот, кому служила, если и не в петлю тащит, так в какое-то беспросветное томление духа. В пекло духовное.