Звезда и Крест - [106]
Клариссим слушал его молча, не перебивая, так что в какой-то момент одноглазый решил, что тот заснул. Возвысил голос. Однако правитель никак не отозвался. Смотрел в одну точку окаменело. Возможно, историей епископа завороженный.
Когда Феликс завершил свой рассказ, светлейший еще несколько минут молчал. Затем тяжко вздохнул и посмотрел в упор на дьякона:
– Сильна вера ваша, раз даже таких отпетых злодеев принимает ваш Бог. И таких предателей, как ты, на месте не убивает. Глядишь, и меня, нечестивца, помилует. Правду тебе говорю. Не будь я на сем месте, непременно примкнул бы к христианам.
Тут он расхохотался и долго не мог уняться, представляя себе это забавное зрелище: вот сенаторы и императоры принимают новую веру, рушат храмы олимпийских богов, кладут на чело крест да стройными рядами следуют за иудейским плотником и его иудейскими апостолами.
– Однако, как ты, наверное, догадываешься, я человек зависимый. Хуже того, раб законов, императора и обстоятельств. Так что на мне и греха нет. Придется действовать по закону. А вот с тебя, дорогой мой дьякон, спросится еще как! Скажи, между прочим, Иуда не брат тебе?
– Не было бы Иуды, не было бы и Христа! – злобно выпалил Феликс и уже мирно добавил: – Я ничем не рискую, светлейший. И греха на мне нет. Если я прав, избавите страну от злодея. Если ошибся, вера наша обретет праведника.
– А ты случаем не лжесвидетельствуешь?! – вновь попытался уйти от дальнейшего разбирательства правитель.
– Свидетелей достаточно, – уверил дьякон, – ожидают светлейшего во дворе.
– Innocens ego sum a sanguine hoc[120], – заключил клариссим, поднимаясь с кресла и тем самым давая понять, что разговор закончен. Что дальше разбираться с этим делом должно люду служивому и таким делам специально обученному.
Благодать дана ти от Бога попирати силу вражию и всякое сатанинское нахождение, победил бо еси враги твоя и мученической кончины достигл еси, ныне же предстоя престолу Царя славы, молися о нас, да избавимся от пленения диавольскаго и избавлены вопием Богу: Аллилуиа.
Поюще ревность твою по Бозе, дивная и преславная чудеса твоя, величаем и восхваляем тя, священномучениче Киприане, таковую благодать от Бога приемшаго, молим же тя, егда в час смерти нашея демонския полчища окружат души наша, тогда яви нам заступление свое, да избавленнии тобою, воззовем ти сице: Радуйся, от находящих вражиих сил скорое защищение; Радуйся, от скорбей и печалей избавление. Радуйся, Христа до конца возлюбивый; Радуйся, душу свою за Него положивый. Радуйся, в Крове Агнчей омывыйся; Радуйся, во дворех Господних вселивыйся. Радуйся, к сонму святых сопричтенный. Радуйся, Трисиянным Светом озаренный. Радуйся, священномучениче Киприане, скорый помощниче и молитвенниче о душах наших.
24
Москва. Октябрь 1995 года
Видения вновь вернулись к нему столь же внезапно, как и покинули. Являли себя поначалу шорохом грушевой листвы за окном, ударами старой калитки, скрипом половых досок. Затем и тенями колеблемого света свечей. Сквозняком внезапным, что свечи эти разом задул. А то и дыханием жарким за спиной. Случалось это теперь чуть не каждый день на прочтении вечернего правила. И всякий раз холодела спина. Течение молитвенное прерывалось. Но, прервавшись, Сашка опять начинал читать, крепя голос, еще решительнее и увереннее выкладывая на себя охранительный крест. Во дни эти, кроме чтения правила, молился усердно и Архангелу Михаилу, и батюшке Серафиму Саровскому, священномученику Киприану. Само собой, «Отче наш» и девяностый псалом, каковой косит всякую нечисть навроде станкового пулемета: «Не убоишися от страха нощнаго, от стрелы летящия во дни, от вещи во тме преходящия, от сряща, и беса полуденнаго. Падет от страны твоея тысяща, и тма одесную тебе, к тебе же не приближится, обаче очима твоима смотриши, и воздаяние грешников узриши. Яко Ты, Господи, упование мое, Вышняго положил еси прибежище твое. Не приидет к тебе зло, и рана не приближится телеси твоему, яко Ангелом Своим заповесть о тебе, сохранити тя во всех путех твоих». Но зло отступало от него лишь на короткое время. И возвращалось снова в видениях нощных, когда в бессилии, хоть и под доглядом святых угодников, метался на узкой своей кровати.
Виделся ему вновь Ангелочек в бесовском хороводе, да только лик ее, прежде и правда ангельский, ныне стал смуглее, жестче. Власы не прибраны, всклокочены. Взгляд исступлен, глаза остекленели. И нет в них ни ужаса, ни мольбы о пощаде. Словно уже и не жертва, но заодно с бесами. «Тадмор, – шелестел Ангелочек запекшимися губами, – Тадмор, Тадмор». И тянулся к нему пальцами с обломанными ногтями. Пробудившись от ужаса с непонятным словом на языке, принялся Сашка посреди ночи искать его в книгах и словарях и обнаружил на рассвете в списке самых страшных тюрем планеты, в античной сирийской Пальмире. Снова молился уже утренним правилом, вопрошая мысленно Господа, сообщать ли об этом матери. «Сообщать», – распорядился Господь телефонным звонком с юга страны. Лиля выслушала его спокойно, точно и сама чувствовала неладное. Уточнила название местности, провинции, расстояние до столицы, будто вычисляя про себя, как сподручнее до тюрьмы добираться. А следующей ночью сама явилась ему в виде- ниях.
Это книга о собаке. И, как всякая книга о собаке, она, конечно же, о человеке. О жизни людей. В современной русской прозе это самая суровая книга о нас с вами. И самая пронзительная песнь о собачьей верности и любви.
В повести «Ана Ананас» показан Гамбург, каким я его запомнил лучше всего. Я увидел Репербан задолго до того, как там появились кофейни и бургер-кинги. Девочка, которую зовут Ана Ананас, существует на самом деле. Сейчас ей должно быть около тридцати, она работает в службе для бездомных. Она часто жалуется, что мифы старого Гамбурга портятся, как открытая банка селёдки. Хотя нынешний Репербан мало чем отличается от старого. Дети по-прежнему продают «хашиш», а Бармалеи курят табак со смородиной.
Учительница английского языка приехала в США и случайно вышла замуж за три недели. Неунывающая Зоя весело рассказывает о тех трудностях и приключениях, что ей пришлось пережить в Америке. Заодно с рассказами подучите некоторые слова и выражения, которые автор узнала уже в Калифорнии. Книга читается на одном дыхании. «Как с подружкой поговорила» – написала работница Минского центра по иммиграции о книге.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Творится мир, что-то двигается. «Тельце» – это мистический бытовой гиперреализм, возможность взглянуть на свою жизнь через извращенный болью и любопытством взгляд. Но разве не прекрасно было бы иногда увидеть молодых, сильных, да пусть даже и больных людей, которые сами берут судьбу в свои руки – и пусть дальше выйдет так, как они сделают. Содержит нецензурную брань.
Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.
К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…