Звезда Егорова - [10]

Шрифт
Интервал

За большим столом с керосиновой лампой сидели трое. Один из них, грузный немолодой человек в черном суконном, «обкомовском» кителе с отложным воротником, с широким усатым лицом, покрытым тяжелыми складками морщин, встал навстречу Егорову.

Алексей догадался — генерал Федоров — и доложил:

— Старший лейтенант Егоров прибыл в ваше распоряжение. — И протянул Федорову предписание, выданное Строкачем.

Федоров энергично пожал гостю руку и, не выпуская ее, довольно долго всматривался в своего нового заместителя, словно оценивал. Алексею даже показалось, что он прочел в глазах его сомнение: «Квелый ты, человече, для такого бремени. Тяжеловато придется». Затем молча показал Егорову на табурет.

— Дмитрий Иванович, возьмите предписание, — протянул он бумагу вставшему навстречу Алексею молодому человеку с задорным курносым лицом мальчишки-забияки.

— Рванов, начальник штаба, — протянул тот Егорову руку.

— Дружинин, Владимир Николаевич, комиссар, — представился третий — коренастый мужчина с жестковатым лицом, на котором запоминались узкие глаза и упрямо сжатые тонкие губы.

— Как долетели? — спросил, усаживаясь, Федоров.

— Да в общем нормально. Правда, случилось чепе.

— Что такое?!

Егоров рассказал о загадочном исчезновении Павла Строганова.

— Ах ты, беда какая! — с досадой поморщился Федоров. — Что ж, будем разыскивать, человек не иголка. — И обернулся к Рванову: — Надо сообщить в Москву.

— А мы, по правде говоря, вас с нетерпением ждали, — заговорил командир соединения после паузы. — Радиограмму о вашем назначении получили еще несколько дней тому назад, а вас все нет…

Егоров развел руками:

— На аэродроме ждали плохую погоду, чтобы незаметно проскочить фронт. Ведь на борту — тонна взрывчатки.

— Ну, этого добра — плохой погоды — сколько угодно, — улыбнулся Дружинин.

— Не скажите, — возразил Егоров. — Когда надо, не дождешься.

— Откуда родом? — продолжал расспрашивать генерал. — Семья где?

Алексей коротко рассказал о себе.

— Что ж, будем откровенны. — Федоров закурил, разрешив курить и остальным. — Сперва присмотримся друг к другу. Мы вас, а вы нас не знаете. Правда, Старинов очень хорошо о вас отзывался, когда мы с Дружининым зимой были в штабе. Участок, на который идете, очень серьезный, можно сказать, главный, особенно теперь, перед большими событиями.

Алексей с интересом слушал. Какие события имеет в виду генерал? Сам он знал только о том, что в районе Харькова и Орла немцы стягивают крупные силы.

Генерал пододвинул к себе карту.

— Люди Дроздова — это наш начальник дальней разведки, с ним познакомьтесь в первую очередь, вам работать вместе, учтите, — отмечают усиленное движение воинских эшелонов врага от Бреста на Гомель и от Ковеля через Овруч на восток.

Федоров откинулся на спинку стула, полуприкрыл глаза и рассказал своему молодому заместителю о задачах, поставленных перед соединением Центральным Комитетом Компартии Украины и штабом партизанского движения в этом рейде.

— Впереди перед нами Ковель. А что такое Ковель для фронта, я вам скажу. — Федоров положил руку на двухкилометровку. — Это узел пяти железных и стольких же шоссейных дорог. И нам его предстоит закрыть.

Федоров накрыл на карте ладонью Ковель и линии дорог, расходящихся от города.

В разговор вмешался Дружинин.

— Вы не слыхали, Алексей Семенович, что говорят о нашем рейде партизаны?

— Да нет. Я их почти и не видел еще. Спросил только один бойкий паренек, мой провожатый, правда ли, что идем на запад второй фронт открывать.

Все засмеялись.

— Вот-вот. А ведь в этом есть что-то похожее на истину. Мы на самом деле должны тут немцам устроить второй фронт. — Дружинин задорно посмотрел на собеседников.

Федоров еще долго рассказывал о предстоящем наступлении партизан, имеющем кодовое название «Ковельский узел». Все в соединении будет подчинено диверсионной работе на дорогах. Главная задача рейда: все сделать, но не пропустить на восток ни один эшелон врага.

Заговорили о людях. Егорову было приятно, что все трое хорошо знали подрывников и ценили их. Но все трое дружно потребовали навести порядок в минноподрывном взводе.

— Партизанщины там много у Садиленко, — сказал Дружинин.

— К сожалению, — согласился Федоров, — поэтому — ближе к делу, а то у нашего главного подрывника создастся впечатление, что собрались здесь говоруны. Да и голова небось уже кругом пошла. А, Алексей Семенович? С чего начинать-то собираешься?

— С учебы, Алексей Федорович. Если вы говорите, что надо для операции вдесятеро больше подрывников, значит, курсы нужны и база для учебы.

— Какая еще база? — настороженно спросил Рванов. — Лес велик — учись где хочешь!

— А вот какая, — ответил Егоров. — Полигон нужен для практики и тренировок минеров, жилье нужно, чтобы курсанты не разбредались на ночь по своим подразделениям, питание нужно, а то натощак наука не воспринимается. Много чего нужно. А прежде всего, товарищ генерал, думаю, надо из взвода минеров сделать роту — ваш резерв — и учебную базу.

— Что ж, это, пожалуй, верно, — заметил Федоров. — Дмитрий Иванович, займись-ка этим и подготовь с Егоровым к вечеру проект приказа. Кого предложите командиром роты?


Рекомендуем почитать
Меценат

Имя этого человека давно стало нарицательным. На протяжении вот уже двух тысячелетий меценатами называют тех людей, которые бескорыстно и щедро помогают талантливым поэтам, писателям, художникам, архитекторам, скульпторам, музыкантам. Благодаря их доброте и заботе создаются гениальные произведения литературы и искусства. Но, говоря о таких людях, мы чаще всего забываем о человеке, давшем им свое имя, — Гае Цильнии Меценате, жившем в Древнем Риме в I веке до н. э. и бывшем соратником императора Октавиана Августа и покровителем величайших римских поэтов Горация, Вергилия, Проперция.


Юрий Поляков. Последний советский писатель

Имя Юрия Полякова известно сегодня всем. Если любите читать, вы непременно читали его книги, если вы театрал — смотрели нашумевшие спектакли по его пьесам, если взыскуете справедливости — не могли пропустить его статей и выступлений на популярных ток-шоу, а если ищете развлечений или, напротив, предпочитаете диван перед телевизором — наверняка смотрели экранизации его повестей и романов.В этой книге впервые подробно рассказано о некоторых обстоятельствах его жизни и истории создания известных каждому произведений «Сто дней до приказа», «ЧП районного масштаба», «Парижская любовь Кости Гуманкова», «Апофегей», «Козленок в молоке», «Небо падших», «Замыслил я побег…», «Любовь в эпоху перемен» и др.Биография писателя — это прежде всего его книги.


Про маму

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мы на своей земле

Воспоминания о партизанском отряде Героя Советского Союза В. А. Молодцова (Бадаева)


«Еврейское слово»: колонки

Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.


Фернандель. Мастера зарубежного киноискусства

Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.