Звезда Берсеркера - [12]

— Откуда ты? С какой планеты? — Мария попыталась заговорить с юношей.

Он продолжал смотреть на нее пустыми, ничего не выражающими глазами.

— Где твой дом? — настаивала девушка. — Где ты родился?

— Я из родильного резервуара, — прозвучал ответ. Иногда тон голоса юноши звучал неровно, как у берсеркера, словно перед ними находился запуганный комедиант, пародирующий грозную машину.

— Из родильного резервуара… — неуверенно рассмеялся Хемпхилл. — Конечно, откуда же еще? Я спрашиваю в последний раз: где остальные?

— Я не понимаю.

Хемпхилл тяжело вздохнул.

— Ну хорошо. И где находится этот твой родильный резервуар? — спросил вдруг Хемпхилл, решив, что, может быть, главное — начать хоть с чего-нибудь.

Место это выглядело как склад какой-нибудь биологической лаборатории. Освещение было очень слабым, все вокруг завалено приборами и лабораторными установками, опутанными соединительными шнурами и трубками. Скорее всего, человеку здесь бывать не приходилось.

— И что, ты родился здесь? — Хемпхилл спрашивал твердо, требовательно.

— Да.

— Он — просто сумасшедший.

— Нет. Подожди, — голос Марии упал до едва различимого шепота, как будто она снова испугалась. Она взяла слабоумного за руку. Он тут же нагнул голову и тупо уставился на их соприкоснувшиеся руки.

— А имя у тебя есть? — спросила она таким тоном, словно обращалась к потерявшемуся ребенку.

— Я — Доброжизнь.

— Мне кажется, это совершенно бесполезно, — вставил Хемпхилл.

Девушка не обратила на его замечание никакого внимания.

— Доброжизнь? Мое имя Мария, а это — Хемпхилл.

Никакой реакции.

— А кто были твои родители? Отец? Мать?

— Они тоже были доброжизнью. И помогали машине. Зложизнь убила их во время сражения. Но они отдали клетки своего тела машине. Из них она сделала меня. Сейчас я — единственная добро-жизнь.

— О, господи! — простонал Хемпхилл.

Казалось, что ни угрозы, ни мольба, а спокойное, благоговейное внимание только и способно разговорить это существо. Лицо юноши корчилось в ужасных гримасах; он отвернулся и уставился в угол. После непродолжительного молчания он впервые добровольно проявил желание продолжать разговор:

— Я знаю, что родители были такими же, как вы. Мужчиной и женщиной.

В душе Хемпхилла вспыхнуло непреодолимое желание наполнить своей ненавистью всю эту огромную машину, каждый уголок этого жестокого чудовища. В бессилии он сверлил ненавидящим взглядом стену.

— Проклятая гадина! — произнес он. Голос, точно голос самого берсеркера, сбивался от негодования. — Что она сделала со мной! С тобой! Со всеми, кто оказался в ее власти!

Как всегда, план действий созрел в нем в минуту наивысшей ненависти. Он стремительно подошел к юноше и положил руку ему на плечо.

— Послушай. Ты знаешь, что такое радиоактивный изотоп?

— Да.

— Тут где-то есть такое место, где машина решает, что ей делать дальше. Там должен находиться изотоп с длительным периодом полураспада. Наверно, это где-то ближе к ее центру. Тебе об этом что-нибудь известно?

— Да, я знаю, где находится стратегический отсек.

— Стратегический отсек, — надежда Хемпхилла окрепла. — Мы можем как-нибудь пробраться туда?

— Вы — зложизнь! — с ужасной гримасой юноша сбросил с себя руку Хемпхилла. — Вы хотите повредить машину. Меня вы уже повредили. Вас необходимо вывести из строя.

Пытаясь сгладить ситуацию, Мария приняла инициативу на себя.

— Послушай, Доброжизнь, и я, и этот мужчина — мы не плохие. Зложизнь — это те, кто построил машину. Понимаешь, ее кто-то построил. Какие-то живые люди, давным-давно. Вот они-то и были зложизнью.

— Зложизнь… — в раздумье произнес юноша. Непонятно было, соглашается ли он с Марией или обвиняет ее.

— Разве ты не хочешь жить, Доброжизнь? Хемпхилл и я, мы оба хотим жить. Мы хотим помочь тебе потому, что ты — живой. Так же, как и мы. Ты поможешь нам?

Несколько мгновений юноша молчал, созерцая противоположную стену коридора. Затем, повернувшись к ним лицом, он произнес:

— Жизнь всегда думает, что такое место существует, но его нет. Здесь есть только частицы, энергия и пространство. И еще законы, по которым живут машины.

Мария не оставляла его в покое.

— Послушай меня, Доброжизнь. Один мудрый человек как-то сказал: «Я мыслю, следовательно, я существую».

— Мудрый человек? — спросил юноша сбивающимся голосом. Затем, усевшись на пол, он обхватил руками ноги и принялся раскачиваться взад и вперед. Видимо, он над чем-то задумался.

Отведя Марию в сторону, Хемпхилл сказал:

— Мне кажется, у нас есть шанс. Здесь достаточно воздуха, есть вода и еда. Наверняка другие корабли будут преследовать берсеркера. Если удастся лишить его возможности действовать, то, может быть, мы дождемся, пока нас заберут отсюда. Кто знает, может через месяц—другой, если не раньше, берсеркеру конец.

Мария молча посмотрела на него.

— Хемпхилл, что машины сделали тебе? — спросила она.

— Моя жена, мои дети, — Хемпхиллу казалось, что голос его звучит почти безразлично. — Три года назад они находились на планете Паскало. Там ничего не осталось. Поработала эта машина. Или какая-то другая.

Девушка взяла его за руку точно также, как несколько минут назад она держала руку юноши-идиота. Оба они одновременно взглянули на свои переплетенные пальцы, а потом, подняв глаза, улыбнулись друг другу, словно радуясь синхронности своих действий.