Звезда Аделаида - 2 - [61]

Приблизившись к группе воинов в уже знакомых кожаных рубахах ниже колен и несколькими, едущими медленно, не обгоняя пеших гвасинг, колесницами, легионеры не сбавили скорость и врезались в них, рассекая толпу на две почти равных части, меча дротики в таком количестве, словно бы счёту им не было Гвасинг, насколько могли, не остались в долгу и осыпали солдат и, главное, незащищённых ничем, кроме попон лошадей жидкой тучкой стрел. Железный дождь очень скоро прекратился, а наконечники у стрел варваров короткие и тупые. Раненые легионеры попросту выдёргивали из рук стрелы, не обращая на эти укусы пчёлок никакого внимания. Ноги ни у кого не пострадали потому, что были защищены довольно высокими бортами спасительных, но таких легковесных сооружений, как колесницы.

Квадриги на полном скаку вписались в хлипкие колесницы варваров, сокрушив непрочные сооружения, но лошади ромеев запутались удилами в постромках своих соплеменников, возницы соскочили с квадриг и начали выпутывать своих коней, обрубая пуго упряжь лошадей гвасинг и хватая и своих, и чужих лошадей за удила. Лошади брыкались и, что было особенно опасно, кусались в полную силу, а ведь лошадь зубами может запросто переломать кости руки и, наступив копытом на ступню под защитой одного лишь высокого кожаного ботинка, переломать в ней всё, к демонам и ламиям. Но возницам было не привыкать уводить чужих животных.

Снепиус поднял левую руку, что означало приказ трубачу давать сигнал спешиваться, квадриги отгонялись на безопасное расстояние - берегли лошадей, своих и захваченных. Лошади - это ценность, живая, непреложная для той из достойных и поистине счастливых конюшен, которая заполучила их. Колесниц можно понастроить трудами пригнанных патрициями по разнарядке военачальника рабов и даже колонов, у кого рабов имелось мало, а вот лошади… Разумеется, они продавались на торгу наряду с пленниками, но стоили очень даже значительно. Не всякая конюшня позволяла себе пополниться новой лошадью. А ведь лошади в квадригах да даже в двуконных колесницах… о, как незаменимы! Не только, что пополниться многими новыми рабами, выполняющими поначалу из-за неумения работу всего одного из помощников легионеров - конюших.

Первым делом Снепиус, как военачальник, сцепился с вождём - сильным мужиком лет двадцати трёх - двадцати пяти, с роскошными, длинными, к удивлению, правда, недолгому, ибо начался поединок, и стало уже не до удивления, тщательно расчёсанными и умащёнными бараньим жиром волосами. Всё портила вонь бараньего «умащения», а так мужик казался молодым, сильным и… опрятным, как это не дико звучит в приложении к варвару. К пожилому военачальнику, начавшему отступать под неистовым напором молодого варвара, наевшегося «анорбиг», о чём «отец» был предупреждён Северусом, пришли на подмогу несколько всадников тоже в самом расцвете лет. Вождь отступил, а потом Малефиций с торжествующим воплем пробил кожаный доспех Х`ынгу гладиусом, проткнув живот, и перевернул свой меч в ране несколько раз, причиняя ему ужаснейшую боль. Но врага не добивал за всё хорошее, за то, что пришлось посторонними силами помогать ему, гордому и ещё нестарому Малефицию, в борьбе с варваром сим презлобным.

Тут началась повальная резня, а иногда дело доходило и до применения в качестве убойной силы рук и ног. Северус дрался отчаянно, не переходя в наступление, но только прикрывая собою ещё слабого Квотриуса и Поттера. Воины х`васынскх` ярились под действием весёлой травки анг`бысх` и кричали:

- Х`аррэ - наш раб! Отдай раба - мы замучаем его, а взамен не тронем тебя и Того-Кто-Вооружён-Деревяшкой!

- Я и сам его замучаю, коли захочу! Он - мой раб!

Квотриус, сколько мог, прикрывал того же Поттера, как положено рабу, полностью безоружного, не считая… волшебной палочки, с которой «свободный человек Гарольдус» не расставался даже в шатре, сонный. Но, главное, брат прикрывал спину Северуса.

Однако молодой человек неожиданно быстро устал, несмотря на то, что его рана и затянулась до конца, осталось только непонятное Северусу покраснение, не объяснимое никакими рациональными доводами. Снейп вытащил нитки и наложил на сросшуюся рану перед выходом из шатра ещё одно, «светлое» Исцеляющее заклинание и на всякий случай сделал повязку, отобрав у Формеуса хороший кусок тонкой ткани впрок.

Весь остальной свёрток, как был, он отдал в первый же день обратно - ведь в лагере были ещё раненые, все из которых на удивление быстро, безо всяких заклинаний, встали на ноги. Не маги, но просто сильные люди…

- Avada kedavra! Avada kedavra! Avada kedavra!

Это Квотриус из последних сил, а, скорее, боевого запала, уничтожал воинов гвасинг отданной братом волшебной палочкой.

Но… Ненависть Волдеморта ко Квотриусу была столь велика и необъятна, такою неприязнью успел он воспылать к тому, кто делит один маленький х`нарых` с тем, кого сам хочет познать да побольнее, чтобы помнилось. Том к тому времени уже не рассчитывал на длительные отношения со своим «возлюбленным», а, скорее, просто, «хотимым», «игрушкой на миг обладания». Получилось именно так, чго мощная разрушительная энергия Тома, уже в душе, независимо от внешнего вида ставшего Волдемортом, прокралась в тело раненого полукровки с помощью обычного маггловского кинжала. Даже, несмотря на противоборствующие с колотой раной заклинания, эта энергетика продолжала изнутри подъедать здоровье и физические силы молодого организма. Вот только организм этот ещё не понял, что с ним случилось, и собственная магия чародея не вступила в борьбу с чужеродной, уничтожающей, медленно изнуряющей до самой смерти.