Звезда Аделаида - 2 - [19]

Тогда воинственный, только храбрый очень, легионер Снепиус Северус Малефиций - по его полномочиям - предложил вперёдстоящим выборным всадникам осмотреть рану всадника Снепиуса Квотриуса Малефиция. Тут же были выбраны трое всадников - все ромеи - наиболее горящие рвением восстановить справедливость по отношению к раненому.

Ведь и солдаты попонятливее, не говоря уж о всадниках, много воевавших и хорошо знающих оружие варваров, увидев кинжал, сразу поняли, что ранение Квотриуса - не дело рук покойного Фемоклия, а, наверняка, работа кого-то из пришедших в лагерь лазутчиков народца гвасинг. Именно у сражавшихся воинов гвасинг были подобные кинжалы. Но рабы безоружны, а оставшиеся в племени мужчины слишком тяжело ранены, чтобы сподобиться доползти до лагеря ромеев. Видимо, совсем обезумели гвасинг от первой пролитой крови Фемоклия Руоднэ Салпициуса и Снепиуса Квотриуса Малефиция.

Это означало лишь одно - соседним племенам стало каким-то образом известно о нападении на ближних соседей, и они выслали лазутчиков, дабы убедиться наверняка в пришествии на земли гвасинг неведомых воинов, а Квотриус и Фемоклий стали невинными жертвами коричневой ярости дикарей. Среди них, и это абсолютно ясно, был Чёрный Властелин, убивший Фемоклия словами или другими действиями, не наносящими рваных ран, но на Квотриуса - чародея со всаженным под самое не могу - лёгкое - кинжалом, по словам его братца и любовничка, который жираф б-о-о-о-льшой - ему видней, видимо, словеса Чёрного Властелина не подействовали, поэтому пришлось всадить ему кинжал в тело.

Но, несмотря на свою уверенность, чтобы успокоить солдат в почему-то затянувшееся отсутствие полководца, обычно поднимавшегося раньше трубача, выборные всадники проследовали в шатёр к раненому и…

… И Гарри услышал взволнованные мужские голоса и жутко испугался, что это беспокойство на-х`э-м-ни-ков (уф, еле выговорил - выдумал! ) произошло от того, что Сх`э -вэ-ру-у-с-с, благородный рим-ла-нх`ын-ин, рассказал им о нём, беглом рабе Гарри. Услышав многочисленные шаги, приближающиеся к шатру, Гарри позеленел и распластался под двумя овчинами.

В шатре Северус, ворча что-то неразборчивое на неизвестном никому, кроме Поттера, словно фибрами души улавливающего интонации то ли материнского (уж не отцовского-то точно) то ли вообще непонятно какого, может и волчьего, языка, размотал повязку и показал всадникам зашитую, но… ещё гноящуюся рану Квотриуса. Всадники убедились в невиновности Квотриуса, поцокали неодобрительно языками (интернациональный жест), обеспокоились состоянием его раны и решились разбудить их глубоко спящего, лечащегося от своих множественных ран во сне - не повезло всаднику Формусу Вероккцию, одни лишь болячки вынес он из боя сурового, ближнего!

Даже трофеев не досталось ему, раненому в самом начале схватки - лучшим лишь только придуманным лекарством, кое применить бы и к младшему сыну военачальника, дабы он доволен был - жгучею водою - от ран свежеполученных в сражении с гвасинг.

Он, Формеус, был, вообще-то, врачевателем, самостоятельно лечащимся от ран тяжёлых всадника Формеуса Верокция, самого себя, таких же, как получены были остальными всадниками и рядовыми легионерами Божественного Кесаря. Верно, по привычке выпил он слишком много жгучей воды, вот и спит преспокойно, когда нужна его помощь.

«Рана заражена, в сём сомнений нет. Так надо очистить её, покуда зараза не расползлась по телу всему», - таковым было беспрекословное и единодушное мнение всех трёх избранных всадников.

Добудились пьяного и вовсе не раненого - по крайней мере, повязок на Формеусе Верокции не было обнаружено - не сразу, а когда тот проснулся, начал маяться жутким похмельем и тут же приложился к корчаге. Полегчало, но новая нехилая порция сивухи снова опьянила всадника, и он свернулся калачиком, не замечая даже лужи собственной блевотины, которая оказалась у него перед носом, не то, что хотящих чего-то от него людей. Их голоса звучали для Верокция глухо, как через войлочный подшлемник, как известно, отлично не только отбивающий и амортизирующий удары по башке, но и изолирующий всяческие звуки, как злоебучие, так и… произнесённые после битвы - вопли насилуемых баб, девиц и парней, столь сладостные ему, как завоевателю, попросту больному простатитом… Но таковой смешной болезни, как нестояк даже от непосредственной близости прельстительной бабы , никто из его соратников принимать не хотел, как и предполагалось.

И всё-таки, к уже готовой трапезе Формеуса таки запинали, и он проснулся свежим и почти трезвым. Ему объяснили проблему, но он сказал, что хочет поскорее нажраться баранины с лепёшками. Когда ему было сказано, что лепёшек вот уже второй день, как нет, тот учинил бучу, крича, как настоящий плебеус, коим он, собственно, когда-то, не столь уж давно, и являлся:

- Хлеба! Хлеба и зрелищ!

- Ни хлеба, ни зрелищ пока не будет, низкорожденный сополковник мой, Формеус, - с презрением к плебсу сказал Артиус, потомственный патриций.

- Тогда я сожру целого барана! Жрать хочу! Очень хочу! Цельного барана сожру не подавлюся я, ничуть! Ради халявной жратвы и трофеев мужчинами - рабами, на которых у него оставался стояк, Формеус Верелий и пошёл в легионеры. Только ради своего второсортия. Он был в семье третьим сыном, и ему не досталось никакого наследства по Юстиниановскому Кодексу, строго расписывавшему положения других, кроме первого, сынов.