Зверушка - [2]

— А в кольцах новая брешь появилась, — сообщила старшая из сосестер, Мейрин.

Кердан разглядывал ее налитую, всю в тугих перетяжках сегментов, фигуру с одобрением: скоро, совсем уж скоро придет ее срок, и тогда за соблазнительной красавицей будет самое время приударить. В неотразимости своей Кердан и не думал сомневаться — за что бывал многократно бит и собратьями, и сосестрами, и прочими родичами по Гнезду.

— Брешь? И когда же? — вопросил редко выползавший на поверхность Папаша.

— Вечор же, — ответила Мейрин, вся изнутри светясь от внимания, проявленного главой семейства к ее наблюдательности. — Я литопсы собирала за старой драгой, глаза подняла — а во внешнем кольце брешь, как после метеорного дождя, и обломки еще в стороны разлетаются… Сейчас-то, поди, уже все позатянулось.

Папаша удовлетворенно хмыкнул.

— А в Большую Дыру камень ударил! — запищала крошка Глейн, подпрыгивая на месте на своих толстеньких, детских еще, ножках. — Я видела, я видела! Я там играла!.. Ой.

Большая Дыра была огромным кратером, оставшимся не то со времен открытых разработок астероидных недр, не то и вовсе с момента Творения, когда мир был полон хаотически сталкивающихся масс незрелого еще вещества. Даже просто приближаться к ее осыпающимся склонам, а уж тем более играть там было строго-настрого запрещено всем без исключения членам семейства. Папаша нахмурился.

— И когда же это наша мелюзга от нянек ускользнула? — сверкая всеми глазами сразу, вопросил он. Суровым взглядом обвел сидящее за столом семейство. Все, кроме Матушки, виновато прятали глаза.

— Да вечор же! — радостно пискнула мелюзга.

— Вечо-ор… — протянул Папаша.

Жевать усы он перестал. Семейство, затаив дыхание, ждала. Всеми позабытый Рейти снова воспарил к потолку и с выражением, не сулившим семейству ничего хорошего, многообещающе вращал там глазами.

— Сходится! — громыхнул Папаша ручищей о стол.

В наступившей за этим тишине слышно было, как часто-часто стучат сердечки в тоненькой по малолетству груди крошки Глейн.

Папаша широко, во все сто зуботерок, улыбнулся. Семейство облегченно перевело дух. Никто ничего не понял, но спрашивать, едва избежав одной вспышки Папашиного гнева и остерегаясь спровоцировать друую, не спешили.

— Что? Не интересно? Никому?! — Не дождавшись реакции семейства, Папаша закономерным образом начал яриться вновь.

Семейство тут же единогласно заверило его, что конечно же, интересно, и интересно всем вместе и каждому в отдельности — просто все, потрясенные мощью Папашиного ума, стесняются спросить. Честное слово.

— Зверь у нас! — многозначительно заявил Папаша. — Заяц. Безбилетник, сталбыть. Верхом на том валуне прибыл, который кольцо Казаресово попортил да небеса ему взбаламутил, прежде чем о Гнездо наше грянуться! Мало ли кто на каменюках этих летает… Надо, выходит, зверюгу ту изловить, пока она не оголодала вконец, да нас без пропитания не оставила. А то потравит нам весь урожай — что делать будем?

Семейство согласно закивало. Все знали, что Папаша лукавит, и что запасов в погребах нижних уровней запасено на декады децикад, и что не криоцветами едиными сыты они все, и что из свежих криоцветов Папаша выгоняет крепчайший высокооктановый денатурат, которым можно и вагонет заправить, и челнок зарядить, и внутрь принять без особого вреда для здоровья да для веселости духа… Вслух никто ничего не сказал.

— А посему назначаю ответственным по излову зверюги… — Папаша вгляделся в тревожно округлившиеся мордашки своих возлюбленных отпрысков и согнездников, по одному ему известным признакам ища подходящее. — А вот тебя и назначаю.

Его заскорузлый перст уперся в лицо Кердана, которое поспешило вытянуться от расстройства в маску уныния.

Кердан обреченно вздохнул. Так ведь и знал, подумал он.

— А изловлю — что делать? — спросил Кердан.

— Немедленно доложить, — велел Папаша. — А пока ловишь, грядки заодно поправь.

— Один не справлюсь, — усомнился Кердан.

— Подмоги не жди, — отрезал Папаша. — У всех свои дела имеются.

Ну да, конечно. Кроме него, Кердана. Старый ты пень…

В иерархии семейства Кердан, как самый старший — после Папаши — из самцов, был трутнем и справедливо считал, что ничегонеделание — это и есть его истинная работа. Так оно, собственно, и было — но старик раздражался неимоверно. Возможно, потому, что именно ему, Кердану, предстояло сменить Папашу на его посту, когда придет его время. Кердан подумал немного и понял, что тоже смог бы невзлюбить увальня Рейни, поменяйся они втроем местами. А они рано или поздно местами таки поменяются. Круг бытия, философски подумал Кердан. Ничего личного.

— А если оно большое? — сделал последнюю попытку отлынить от дел Кердан.

— Не большое. Большое краем делянки не наелось бы.

— А вдруг?..

— Ты его сперва выследи, — усмехнулся Папаша. — А потом уже бойся. И про грядки чтоб не забыл!

На том и порешили.

* * *

Выследить воришку с наскоку у Кердана, разумеется, не получилось. Он поползал вокруг развороченных грядок, разыскивая следы. Нашел несколько тысяч следов, оставленных домашними. Даже свои собственные, плоскостопые, следы нашел. Без энтузиазма поковырял грунт мотыгой. Заклеил треснувшую гидропонную ванну пластырем. Сшил порванные трубопроводы герметиком. Воришка не возвращался. Выходит, еще вчерашний улов не доел.