Звери из детства - [4]

Хитрая старушка

Поздняя осень, снега еще нет.

Все черно-серое, куда ни глянь.

В такие дни бывает особенно тоскливо на душе.

Мама ведет Наташку с Толиком гулять в сторону городского рынка. Его еще Блошинкой называют. От их дома до Блошинки — всего два квартала. Мама объясняет, что на Блошинке продают старые вещи, на которых в прежние времена запросто могли бы оказаться блохи. А сейчас блохи — редкость, но название осталось.

Блошинка пестреет разноцветными платками, шелковыми юбками и прочим, прочим, напоминающим о том, что месяц ноябрь не вечен, что придет новое лето. Но только сперва настанет зима — вот вам и валенки на любую ногу…

Целые ряды заняты видавшими виды ботинками, рядом площадка ощетинилась лыжами. А между лыжами, прямо на земле, стоит швейная машина, и тут же рубанки, дрели и прочий рабочий инструмент.

Но самое интересное — тот край базара, где животные.

В раскрытых багажниках чьих-то машин визжат поросята. Лошади, запряженные, думают о чем-то и дремлют, пока хозяин распродает свою другую живность с телеги, устланной желто-зеленым сеном. Большие клетки битком набиты курами, а рядом пищат желтые подросшие птенцы — утята, а может быть, гусята. В фанерных ящиках кролики пытаются скрыться от чужих глаз в толпе своих собратьев. Один только спрятался, как продавец вытащил его за уши и ну нахваливать свой товар!

— Мама, — говорит Наташа. — Ты мне кролика все равно не купишь. Купи лучше котенка!

— Ты что! — ахает мама. — Про дедушку забыла?

И тут же голоса раздаются:

— Что покупать? Бесплатно, даром забирай!

Смотрит мама — а они уже в ряду тех бедолаг, которых в любую погоду встретишь на Блошинке. Как ни придешь, они всем проходящим предлагают кошек разных возрастов и беспородных собак, а иногда еще хомяков, целый выводок, или зачем-то голубя-сизаря, который не может летать.

В этом ряду стоит Андреевна, старуха из ближнего поселка.

Только Наташка еще с ней незнакома.

У Андреевны в руках мешок, а в мешке живность копошится — братишки и сестрички, дети белоснежной кошки Сметанки.

Андреевна только задумалась о чем-то своем, старушечьем, как вдруг услышала рядом громкий плач. Смотрит: ревет довольно большая девочка, лет девяти. А рядом с ней стоит младший братишка — лицом на нее сильно похож. И тянет:

— Наташ, не реви, стыдно. Что люди подумают?

Наташке все равно, кто что подумает. Жизнь без котенка вдруг показалась такой горестной, что ничего уже неважно стало. Наташка оглянулась на маму, которая, кажется, сама готова заплакать, и начала с новой силой:

— Котенка хочу-у!

Мама что-то беспомощно говорила ей. Втроем они стояли на пятачке, в центре всеобщего внимания. Секунда — и люди оценили ситуацию.

— Возьми котенка-то детишкам! — вдруг сразу заговорило, загудело, затараторило вокруг.

— Мой-то, погляди, какой шерстистый! Дедушка был персом у него.

— Лучше сюда гляди, на моего! Простой, беспородный, зато приучен к месту, к туалету — горя не будешь знать!

— Мамка, сердца у тебя нет, ребенок-то как убивается! Котенку много ли надо? Что сами едите, то и ему… А убирать за ним дочка сама будет, большая уже.

— Куда там… — в растерянности отвечает мама толпе. — С родителями живем. С мужем я разошлась, уехали мы… Теперь — сама себе не хозяйка.

— А что, плохой, что ли, был муж? — перебивает маленькая вертлявая бабенка.

— Терпеть надо было, терпеть, — учит высокая толстая старуха. — Ради детей терпела бы…

— А дети что! — спорит с ней худая, изможденная женщина. — Детям-то, что ли, надо, чтобы папка скандалил каждый день?

«Что папка каждый день?» — не понимает Наташка. Ей вспоминается: с папой они летят в надувных санках с горы, прыгают на ухабах! Страшно, аж сердце замирает! И в то же время как хорошо вот так лететь и бояться — с папкой. Одна бы она ни за что не поехала…

И тут же вспоминается комната, заполненная чем-то тяжелым. Тяжелое — невидимое, и вроде оно ничем не пахнет. Но оно есть, оттого что мама как-то странно молчит и папа тоже молчит. Чтобы они не молчали, Наташке хочется прыгать на софе и громко кричать. Ей это не разрешается, и, если она только попробует, мама и папа станут кричать на нее. Оба вместе. Тогда они, может, помирятся. Но Наташка с места не может сдвинуться. И мама тогда говорит: «Нам лучше уехать…»

Мама, наверно, то же самое вспомнила. Наташка думает: как понять, что это тяжелое в комнате было? И захочешь чужим рассказать — не сможешь. А тем все знать надо. Или они думают, что уже все знают…

— Ушли и правильно сделали, не пропадете! — утешает маму хозяйка двух одинаковых, как близнецы, рыжих котят. — Ну что, берешь у меня? Выбирай котенка!

— Не могу, — оправдывается мама. — Отец у меня сильно не любит кошек.

— Деда не любит кошек, — повторяет Толик за ней. — И котенков тоже он не любит.

А Наташка ничего не говорит, только ревет.

Андреевна порылась в своем мешке и вытащила вслепую серый комок. Девочке протянула:

— Нельзя тебе домой, так хоть подержи маленького-то, подержи, погладь…

Та приняла в руки котенка, продолжая тянуть по инерции басом:

— У-у-у!

Наверно, трудно было сразу остановиться.

— Что все ревешь? — растерянно спросила старуха. — Или, может быть, черненького хочешь?