Зверь - [43]

семейкой, — сказал Зверь.

Я почувствовала, как на меня нахлынуло облегчение. Он никогда не сказал бы

подобного в нормальной ситуации. Зверь, должно быть, понял, о чем я говорила; должен

был понять, зачем я это делала.

— Хорошая работа, любовничек, — глумился мой отец. — Топай в гребаный

грузовик, сука.

Я начала пятиться к двери.

Никто из мужчин не пошевелился.

Я вышла в декабрьскую слякоть, босиком. Мне повезло, что на мне хотя бы оказался

надет легкий свитер.

Я забралась в машину и пристегнулась ремнем безопасности.

Мой отец остановился на пороге хижины.

Я ничего не слышала, а затем прозвучал... выстрел. Вскрик, и все стихло.

Отец подбежал к грузовику и, заскочив в кабину, ударил меня по лицу, когда я

попыталась дотянуться до двери, одновременно расстегивая ремень безопасности.

— Оставайся в проклятом грузовике, — закричал он.

89

Я покачала головой, а потом зарыдала и начала с ним бороться.

Он перегнулся через меня и захлопнул дверь, после чего дернулся к дверце со

стороны водителя и закрыл ее. У него были детские блокираторы, так что я не смогла

открыть дверь или окно.

Я оказалась в ловушке.

Мне оставалось лишь надеяться, что Зверь был в порядке и уже направлялся к

телефону, чтобы позвать на помощь.

— Я сказал, чтобы ты оставалась в гребаном грузовике, — произнес мой отец и,

схватив меня за волосы, ударил об боковое стекло двери.

Я увидела звезды, и на секунду мой мир померк.

— Так-то лучше, — пробормотал папаша, когда я перестала сопротивляться.

Он вытащил рулон черной ленты и, схватив меня за руки, обмотал их так крепко, что

я не могла пошевелить ими.

Мне было больно, я понимала, что если лента останется на моих запястьях надолго,

то руки занемеют. И хоть связана я была крепко, это никак не мешало кровообращению в

конечностях.

Отец завел грузовик и направился прочь от дома, где лежал раненый Зверь.

Я ничего не говорила.

Я чувствовала себя замороженной.

Я представляла Зверя, который позвонил в полицию, как только отец забрал меня.

Или, возможно, я уже потеряла его.

Неожиданно грузовик остановился между хижиной и дорогой. Папаша снова достал

ленту и обмотал ею мои лодыжки.

Прежде чем я успела хоть что-нибудь сказать, мой рот тоже оказался заклеен.

Он вылез из грузовика и перешел на мою сторону, а потом открыл дверь и, расстегнув

ремень безопасности, стащил меня с сидения. Я пыталась бороться, но со связанными

запястьями и лодыжками, не было почти ничего, что я могла бы сделать, кроме того, как

издавать приглушенные крики.

Он легко перебросил меня через плечо и залез в кузов грузовика, где открыл свой

большой ящик для инструмента и вытащил верхний отсек.

Под ним оказалось пустое пространство, на треть заполненное старой соломой.

Я покачала головой, снова и снова пытаясь закричать.

Отец бросил туда свежей соломы, запихнул меня в ящик, после чего вернул на место

отсек с инструментом и закрыл крышку.

Несколько долгих мгновений, я думала, что умру там, задохнувшись в грузовике.

90

А потом я поняла, что металлический ящик, в котором я находилась, был разобран, у

него не было дна, и он стоял прямо на полу кузова. Его края не вплотную прилегали к

поверхности подо мной, и там были щели, которые пропускали свет и воздух.

Я заставила себя сделать глубокий вдох.

Я не собиралась умирать в этом грузовике.

Не собиралась.

Дела были плохи, было неудобно, но мне не грозила опасность. Не от грузовика, по

крайней мере.

«Если мы не попадем в аварию», — слегка отчаянно подумала я.

«Глубокий вдох», — напомнила я себе. — «Глубокий вдох». Меня поразила мысль,

что я внезапно стала гораздо больше симпатизировать необычным пасхальным яйцам,

которые упаковывали в маленькие коробочки с искусственной травой.

Я позволила себе захихикать, пока не поняла, что прибывала на грани истерики и

должна была взять себя в руки.

Я начала осторожно шевелить руками, чтобы понять, насколько далеко смогу

развести ладони и сколько пространства у меня имелось внутри ящика.

Чертовски мало, но я оказалась в состоянии достать из кармана свой телефон, кое-как

разблокировать его и остановить запись диктофона. Не было смысла разряжать

аккумулятор. К счастью, он был полностью заряжен, когда все пошло не так, как надо.

Я снова выключила экран, поморщилась от боли, когда лента врезалась в руки, и на

минутку попыталась думать рационально.

Телефон находился в колыбели моих рук, как будто был сделан из тончайшего стекла.

Если бы я его уронила, то другого шанса у меня бы уже не было. Ни при каком раскладе, я

не смогла бы изогнуться, чтобы найти его в соломе.

Что же, это и было моим первоначальным вариантом. Я могла бы спрятать его в

соломе и надеяться, что Зверю удалось позвонить в полицию и убедить их отследить

чертов грузовик по GPS.

Зверь.

Я даже не знала, жив ли он.

Я была одна.

Я никому не могла доверять. Ни при каком раскладе я не могла позвонить, с лентой,

приклеенной к моему рту, или написать кому-то сообщение, кто смог бы помочь мне

справиться с отцом.