Зверь над державой - [23]

– Слышишь меня, Женя? – тихо спросил Малышев.

– Отлично слышу, Колька! – тут же ответил Синельников. – Ребята, у нас все получилось!

Лабораторию огласили радостные крики. Екатерина с Ольгой опять в голос заревели, улыбаясь сквозь слезы.

Глава 3

Он бежал и никак не мог убежать от этой боли, которая, казалось, затапливала его всего. Болела голова, болели руки и ноги. Стоп! Какие ноги? Я же давно, целую вечность безногий! Какие руки? У меня всего только одна! Я уже никогда, совсем никогда не пройду своими ногами по грешной земле, не обниму своими руками женщину! Это «никогда» было самым страшным. Да и кто теперь может посмотреть на тебя иначе, чем с жалостью?! На безногого, однорукого инвалида?!

Но как же болит и чешется ампутированная рука! Чешется ампутированная рука??? Как может чесаться то, чего нет? А ведь чешется! От этого странного и удивительного несоответствия боль куда-то ушла и появилась неизвестно откуда ленивая какая-то мысль: «С чего это вдруг я безногий и однорукий? А чем же я тогда обнимал податливую такую Любку? В голове был какой-то хаос. Я ведь помню, как тогда мы бежали по зеленке, чтобы не дать оторваться «чехам»! Каким таким чехам? Они же в Европах живут, а я там никогда не был? И границы у нас с ними нет! Какая, к е… матери, граница? Эти гады у нас здесь, в Чечне! – злость росла и ширилась. – И мы стреляли и будем их стрелять, мочили и будем их мочить в,…» – От этой злости я просыпаюсь. Открываю глаза. Темно, ни хрена не видно. Как у негра в жопе.

Рука действительно чесалась. Клоп, наверное, укусил. Надо опять их травить Какие такие клопы в двадцать первом веке? Все страньше и страньше, как говорила кэрролловская Алиса! И тут я вспоминаю все!!! Я же в тридцать седьмом! Откидываю правой рукой одеяло и тут же принимаюсь ощупывать левую. Я чувствую ее! Попробовал пошевелить пальцами. Не мои! Не так я их когда-то чувствовал. Но ведь шевелю же! Попробовал еще. Слушаются! И с каждым мгновением все лучше и лучше! Вот теперь они действительно мои! Уря! Пожмем, ручонки, друг друга! Покрепче! А ноги? Надо посмотреть. Рука сама нащупала выключатель на стене. Откуда я знаю, что он, выключатель, именно там? Свет ударил в глаза, и я зажмурился. Медленно открыл глаза снова и увидел голую, без абажура, странную цилиндрическую лампочку ватт на сорок, свешивающуюся на двух свитых вместе проводах. Так полевку[7] свивают. Долго не мог понять, в чем странность лампочки, а потом вспомнил о ногах. Что-то голова не о том думает.

Сел и увидел свои нижние лапы. А волосатые-то какие! Сильные с виду. Стал ощупывать руками. Я их чувствую! А попробуем-ка мы на них встать. Осторожно спускаю ноги на пол. Холодный, черт. Но как же здорово ощущать ногами эти деревянные дощечки паркета! Сто лет уже чувствовал только фантомные боли. Осторожно, держась руками за спинку кровати, встаю. Пробую четверть шага одной ногой, полшага другой. Вроде держат. Отлепляюсь от кровати и, балансируя вначале руками, иду. Держат ноги, держат! А тело точно не мое, легкое какое-то, как перышко. Ну, как же это здорово – снова идти на своих ногах! А как, интересно, я выгляжу? Фото, которые видел там, это одно, а в натуре? Откуда-то из глубины знаю, что здесь есть зеркало. Ага, вот оно, во всю дверцу шкафа. А что, приятно посмотреть! Высокий, пропорционально сложенный. В глаза бросается, что сильный. И морда лица вроде ничего. На моей роже непроизвольно расплывается лучезарная улыбка. Бабам должно нравиться. Опять из глубины это чувство уверенности, что любят меня девки и еще как. Странно, ведь никогда я так о них не говорил и не думал. Не мое. А что мое? Девчонки, девушки, женщины.

О чем думаю, непонятно. Там же ждут! Они же все душу заложили, чтобы я здесь на своих ногах оказался, а я, сволочь, забыл! Так, что там Николай про связь объяснял? Любой приемник и пустой диапазон. Включаю древнее чудище, стоящее на столе. При этом прекрасно, из той же непонятной глубины, знаю, что не чудище и не старье. И я, что интересно, умею им пользоваться. Рука сама крутит ручку. Щелчок. Опять знаю, что ждать надо минимум пару минут, пока лампы прогреются. Стоп. Эти знания, приходящие из глубины, не мои. Синельникова. Ну, ведь предупреждала же Ольга! Так, что я – Егор, делал вчера? Перед глазами появляется освещенная слабым светом из плохо зашторенного окна гибкая девичья фигурка. Соня. Сонечка. А из памяти Синельникова лезет: «Ах, какая Сонька стерва!» Из глубины лезут воспоминания, и внизу поднимается уже было забытое чувство…

Внезапно по ушам бьет низкий гул. Затем свист, писк и опять только тихие шорохи.

И тихий голос Малышева:

– Слышишь меня, Женя?

– Отлично слышу, Колька! – В груди рождается теплое чувство, восторг так и прет из меня! И, не сдерживаясь, я кричу: – Ребята, у нас все получилось!

В ответ мне несется радостный многоголосый вопль.

* * *

Черт, столько проколов! My…к, недоделанный! Я же мог провалиться сегодня десятки раз. А хвастался, идиот, полковнику, что готов. Здесь же совершенно другая жизнь! Тут по-другому говорят и по-другому думают! И все как-то медленно двигаются. Пока шел к метро, сумел вроде приноровиться. Но, все равно, замечаю, что любой, кто остановил свой взгляд на мне, долго потом провожает меня глазами. Постовой милиционер отдал мне честь и потом долго лупал зенками на мое ответное козыряние. Наконец дошло, когда две девчушки остановились с широко раскрытыми глазами, глядя, как я перехожу улицу. Отражение в витрине какого-то магазина помогло. Чуть впереди меня бежал мальчишка школьник с большущим портфелем. И получилось, что я своим, как мне казалось, неторопливым шагом стремительно его нагонял с какой-то самому непонятной пластикой. Я на фоне других танцую, что ли? Что там Ольга говорила про этот «коэффициент выживаемости»? Стараюсь копировать движения окружающих людей. Вроде получается. Удивленных взглядов все меньше и меньше. В вагоне метро тщательно готовился внутренне. Контроль и еще раз контроль. Ты спецназовец или где? Первый пост охраны в воротах Кремля прошел вроде бы уже совсем нормально. На втором посту встретил сослуживца, лейтенанта ГБ Валеру Злобина с чуть припухшим лицом. Он на сортировке чертежей рядом со мной в УСИ сидит. Здесь, как выяснил из памяти Синельникова, после института сразу капитана дают. Что и соответствует летехе ГБ. Мы, оказывается, с Валеркой в друзьях ходим. Весело поздоровавшись, следую за лейтенантом через остальные посты охраны. Старательно копирую злобинские действия, благо его, как старшего по званию, проверяют первым. Сам Валерка на мою необычность внимания не обращает, так как вчера, как он с ухмылкой проинформировал меня при встрече, «малость перебрал». Везет дуракам, самокритично отмечаю я. Докладываемся о прибытии начальнику нашего отдела сортировки, подготовки и анализа документов капитану ГБ Семину Георгию Ивановичу, педанту и любителю, как выудил из памяти Синельникова, первым появляться в отделе. На фоне опухшей Валеркиной рожи моя «ненормальность» проходит незамеченной. Проскакиваю к секретчику, получаю под роспись свои пухлые папки и устраиваюсь за своим столом. Роспись получилась легко. Мышечная память просыпается.