Зверь - [48]

— Андрей Петрович, рад вас слышать! — обрадовался он. — А мы вас никак не можем найти. Вам тут гонорар причитается.

— И сколько же там мне?

— Десять тысяч. А ещё десять через три месяца. Извините, но у нас сейчас такие порядки.

— Порядки устанавливают люди, а потом на них же и сетуют, — резонно заметил я.

Но эти слова отчего-то очень рассмешили директора. Просмеявшись, он сказал:

— Веселый вы человек, Андрей Петрович!

— Какое там, — возразил. — Как сказал поэт: «Для веселья планета наша мало оборудована».

— Это конечно так, — согласился директор. — Так мы вас ждем.

— И очень правильно делаете.

Получив гонорар, вышел из издательства в отличном расположении духа, размышляя — куда бы мне потратить так неожиданно свалившиеся деньги? Куплю Тане хорошие духи и свожу в ресторан — решил наконец. Освободившись таким образом от груза личных проблем, стал думать о деле. Вспомнил, что ещё вчера хотел встретиться с барменом ресторана «Центральный», оформить нашу с ним предыдущую беседу протоколом и попросить об одном деликатном одолжении. Потому направил свои стопы прямиком в ресторан. Но там мне сказали, что Коржавин нынче выходной.

Типичного представителя сексуальных меньшинств я нашел дома в печальном настроении и легком подпитии. На нем был импозантный светло-малиновый халат из плотного китайского шелка и модная трехдневная щетина.

— А, это вы, — вяло, как-то даже равнодушно сказал он. — Проходите, пожалуйста.

Хомо сексуалис мне сегодня явно не нравился. Причину его настроения портрет красивого мальчика с нежным девичьим лицом и грустными глазами, я нашел в комнате на журнальном столике в рамке из красного дерева, отметив про себя, что прошлый раз допустил явную промашку не спросив о фотографии мальчика.

— Вот, поминаю Игорька, — извиняющимся тоном проговорил Коржавин. — Не понимаю, кому он мог помешать? — На его глаза навернулись слезы.

А я смотрел на этого глупого рыжего павиана, и мне его было искренне жаль. Честное слово. Не знаю, что заставило его сменить сексуальную ориентацию, или он с нею родился? Пути Господни неисповедимы! Но только горе его было неподдельным. Игорь Новосельцев был для него не просто сексуальный партнер, любовник, но нечто гораздо и гораздо большее. Факт.

— «Жестокий век, жестокие сердца», — ответил я словами Пушкина.

— Да-да, — закивал хозяин. — Я с вами совершенно согласен. Куда мы все катимся? Непонятно… Не желаете? — он указал на стол, где кроме портрета стояла ещё бутылка виски и ваза с яблоками.

— Покорнейше благодарю, но я на работе. И чтобы расставить все точки над «и», достал служебное удостоверние и протянул Коржавину. — Пошу ознакомиться, Павел Павлович.

Тот с опаской взял его, осторожно раскрыл и, прочтя содержимое, удивленно спросил:

— А что же вы давеча?… Я извиняюсь.

— О, это была одна из лучших моих импровизаций, — снисходительно усмехнулся я. — Однако, как говориться, ближе к делу. Необходимо оформить нашу прошлую «дружескую» беседу официальным языком протокола. — Раскрыл «дипломат» и достал бланк протокола допроса свидетеля.

Записав прошлые показания Коржавина, я придвинул ему протокол.

— Вот, прочтите и распишитесь.

Он читал очень долго, беззвучно шевеля пухлыми губами. Создавалось впечатление, что с азбукой он познакомился совсем недавно.

— Да, все правильно, — проговорил он наконец и расписался где положено.

— С официальной частью покончено, — констатировал я. — Теперь я бы не стал возражать и против рюмочки, помянуть безвинно убиенного Игоря Новосельцева.

— Да-да, я сейчас! — отчего-то обрадовался Коржавин. Вскочил, достал из «горки» рюмку, наполнил виски, налил в свою.

— Пусть хоть там у него все будет хорошо, — сказал я, поднимая рюмку.

— А-а! — махнул он рукой. — Неужто вы верите, что там что-то есть?

— Не только верю, но убежден в этом. Иначе все теряет всякий смысл. Я выпил виски. Оно было тем самым, каким Коржавин угощал меня в баре. Он последовал моему примеру. Вытер тыльной стороной руки губы, сказал:

— А его и нет — смысла. Все нелепо начинается и также нелепо заканчивается.

— Да вы — экзистенциалист, милейший, — усмехнулся я.

— Никакой я не… Извините! — обиделся бармен. — Если бы был Бог, то разве бы он допустил такого?! — По его щекам потекли слезы.

— Но вы забываете, Павел Павлович, что кроме Бога есть ещё и Дьявол. А это как раз его рук дело.

— Да, но ведь Бог главный?

— Увы, здесь нет главных. Многовековая борьба добра со злом, как мы можем констатировать, пока ещё ничем не закончилась. И в этом наше спасение. Стоит победить одной из сторон — мир будет обречен, ибо он создан на единстве и борьбе противоположностей.

— Странные вещи вы говорите, — пожал плечами бармен. — Ведь люди всегда желали, чтобы победило добро?

— Желать, не значит — сметь. Желают добра, а вершат зло. Недаром говорится: «Добрыми намерениями вымощена дорога в ад». Вот уже два тысячелетия люди покорно идут за дьяволом, наивно полагая, что идут за Богом.

— Вы шутите? — озадачился Коржавин.

— Нисколько. Однако это очень долгая тема. А у меня к вам конкретное предложение: вы хотите, чтобы убийцы Игоря были найдены и понесли заслуженное наказание?