Зверь - [5]

—      Но, мэтр, вдруг мне понадобится срочно связать­ся с вами, куда звонить?

—         Я еще ничего не знаю. Ждите моего возвраще­ния. Так, письма подписаны. Теперь быстро на почту.

—      Мэтр, не будет нескромностью, если я вас спро­шу: что это за люди, которым вы отправляете письма?

—       Очень нескромно, внучка, но я вам скажу, по­скольку вы становитесь моей помощницей в этом деле: мне кажется, что эти пятеро в качестве свидетелей за­щиты могут быть нам очень полезны. Из этого вовсе не следует, что они все захотят участвовать в процессе. Это уже мое дело — найти аргументы, которые могут их убедить.

Остаток ночи Дельо провел в размышлениях. Раску­ривая сигару, он думал о том, что теперь ему необхо­димо познакомиться с клиентом.

Он не лгал, когда сказал утром Луизе, что почти не спал.

Проглотив незатейливый, приготовленный доброй женщиной завтрак, он снял заношенный старый халат, наскоро совершил утренний туалет и, даже не побрив­шись, уходя, сказал:

—      Луиза, сейчас придет мадемуазель Жени и будет здесь весь день, до моего возвращения. Приготовьте ей обед и не забудьте, что в ее возрасте аппетит бывает изрядный. До завтра, дорогая моя...

Часом позже, совершив необходимые формальности, он шел по тюремному коридору. Сопровождавший его надзиратель спросил:

—       Вы хотите видеть чудака из шестьсот двадцать второго номера?

—     Да.

—       Желаю успеха. Если вам удастся выбить что- нибудь из этого типа, это будет чудом. Он непробива­ем, как тюремная дверь.

—      Ваша шутка, мой друг, кажется мне не слишком изысканной.

—       Ох, мэтр, я это сказал только для того, чтобы предупредить вас. Все приходившие к нему адвокаты отказались его защищать. Беднягу лучше было бы от­править в приют. Говорили, будто бы вообще не удаст­ся найти ему адвоката.

—        Вас обманули дважды: мой клиент совсем не бедняга и у него есть защитник —я.

—     Пришли,— пробормотал надзиратель, а про себя подумал: «Этот адвокат или чокнутый, или садист ка­кой-нибудь».

Заскрипел ключ, и тяжелая обитая железом дверь отворилась. Они вошли в камеру. Виктор Дельо попра­вил пенсне, чтобы вглядеться в своего нового клиента.

Тот сидел на корточках в самом темном углу тесной камеры. Несмотря на эту позу, он казался огромным. Квадратное лицо, громадная челюсть, жесткие воло­сы— в его облике не было ничего человеческого. Адво­кат невольно отступил, и у него промелькнула мысль: уж не встретился ли он с каким-нибудь монстром, чу­дом попавшим сюда из первобытного леса? Невозмож­но было представить себе более странное существо. Не­объятная грудь с висящими вдоль тела волосатыми ру­ками убийцы... руками, ожидающими добычу. В лице больше всего поражало отсутствие жизни: глаза от­крытые, но потухшие; заросшие выступающие над­бровья; толстые выпяченные губы; цвет кожи в сумер­ках— бледный, трупный. Единственный признак жиз­ни— дыхание, шумное, мощное. Никогда в течение сво­ей жизни, теперь уже долгой, Виктор Дельо не встре­чал ничего подобного. Ему пришлось сделать над со­бой усилие, чтобы спросить у надзирателя:

—    Он всегда в этой позе?

—    Почти всегда.

—      Как вы думаете, он отдает себе отчет о нашем присутствии? — спросил он еще у надзирателя.

—      Он-то? Он догадывается обо всем! Удивительно, до какой степени он понимает все, лишенный способно­сти видеть, слышать и говорить.

—     Меня это не удивляет, — ответил адвокат. — Из первоначальных сведений, которые у меня имеются, я знаю, что этот парень образован и очень умен. Вам го­ворили, что этот «зверь» даже написал книгу?

—      Один из ваших предшественников, мэтр Сильв, говорил мне об этом, но я не мог поверить.

—     Напрасно. Я вам принесу эту книгу. Чего-чего, а времени у вас здесь хватит, чтобы прочитать роман.

—    Как ему это удалось?

—        Вместо недостающей с рождения способности видеть, слышать и говорить он использует оставшиеся ему три чувства — осязание, вкус и обоняние. Но это было бы долго вам объяснять.

—       Что касается обоняния, мы с товарищами уже давно заметили, что он чувствует нас сразу, как только

мы входим в камеру. Я уверен, например: он знает, что сегодня именно мое дежурство.

—    Аппетит у него хороший?

—      Нет. Надо признать, впрочем, что баланда здесь не самая лучшая.

—      Умеет ли он правильно пользоваться ложкой и вилкой?

—      Лучше нас с вами, когда захочет. Только боль­шей частью он совсем не притрагивается к миске. Ви­дите ли, больше всего он нуждается в посещениях, Его жизнь в тюрьме хуже, чем у животного в зоопарке. Это может показаться смешным, но он скучает — делать-то он ничего не может. Он не может ни читать, ни писать, ни даже поговорить с нами, когда мы приходим к нему.

—     Похоже, вы правы, но ведь надо, чтобы эта нуж­да в посетителях у него как-то выразилась, а у них чтобы был способ общаться с ним. Как вы думаете, он психически здоров?

—     Все врачи, которые его осматривали — а Бог зна­ет, сколько их тут перебывало,— утверждают, что да.

—      Каким образом они могли в этом удостоверить­ся?

—     Они приходили с переводчиками, которые пыта­лись говорить с ним. Кажется, они говорили, прикаса­ясь к его пальцам.