Звенья одной цепи - [5]

— Я смотрю, на сей раз в списках нечто новое?

— Да, эрте, вы совершенно правы! Я взял на себя смелость предложить столичным покупателям снежную лису. Вот, извольте сами взглянуть, не правда ли, замечательный товар?

Жестом ярмарочного фокусника, допущенного до услаждения знатных взоров, Лос сдёрнул со стойки даже на вид почти невесомую шкуру, искрящуюся, как снег ясным морозным утром, и протянул Атьену. Тот с видимым удовольствием провёл тыльной стороной ладони по пушистым ворсинкам.

— Хорош, ничего не скажешь. Но как бы ни был хорош товар, подати за него всегда намного лучше, верно?

Купец натужно улыбнулся любимой шутке сереброзвенника и поспешил заверить:

— Всё уплачено, не извольте беспокоиться.

— Вижу, вижу. Вы ведёте свои дела с достойным прилежанием, эрте. И светятся они, можно сказать, яснее, чем само солнышко…

Ну вот мы и подобрались к самому важному. Сейчас мой Ведущий начнёт долго и скучно говорить о погодах, пришедших на столичные дворы, пока попавшийся с поличным нарушитель закона не сообразит, сколько монет нужно положить в кошелёк и молча придвинуть к ласково поглаживающим стол пальцам. И надо думать, ждать придётся недолго, потому что в выражении лица Лоса уже проступило явственное облегчение. Есть ещё грешки за душой, да позатейливее? Всё может быть. Но мы удовольствуемся тем, что лежит на поверхности. Хотя бы потому, что день перевалил за середину и нет ни нужды, ни желания задерживаться дольше необходимого в сём гостеприимном доме.

— Одно мгновение, эрте, всего одно мгновение! — Купец скрылся за дверью, ведущей на жилую половину дома.

Не держит деньги на виду? Разумно. А в лабиринте клетушек и самый умелый вор не сразу отыщет купеческую казну. Что ж, ждём.

— Хороший товар… — Атьен сцепил пальцы замком, не сводя глаз с мерцающего меха.

Польстился на шкурку? Или осторожность всё же перевесит? Нет примет лишь у монет, как говаривал наставник, обучающий меня и ещё сотню юношей искусству сопровождения. Но тогда Лосу не позавидуешь, ведь стоимость останков убиенной лисы будет добавлена к общей сумме, позволяющей избежать заслуженного наказания.

А мех и впрямь хорош. Как бы он смотрелся на нежных женских плечах… Уж всяко получше, чем на лакированном полу.

На…

Полу?

Белое пятно стало заметным, лишь когда до него добрался круг света от ближайшей лампы. А вернее, когда добралось само пятно, потому что оно… Двигалось.

В следующее мгновение у пятна обнаружились тёмные бусины глаз, пуговка носа и крохотная тёмно-розовая пасть, раскрывшаяся в весёлом звонком тявканье. Лиса. Совсем махонькая, можно сказать, щенок. Такая же молоденькая, как и её хозяйка, вбежавшая в комнату.

— Пушистик, вот ты где! А я уже думала, что на улицу сбежал.

Незваной пришелице было лет шесть или семь на вид, а нарядная одежда и белокурые косы, двумя баранками уложенные вокруг висков, говорили о том, что наше уединение нарушила отнюдь не служанка. Должно быть, младшая дочь, к счастью, ничем внешне не напоминающая отца, давно сменившего кровь на льстивое масло. Беззаботная и бесстрашная. Или, быть может, просто успевшая привыкнуть к чужим людям в доме, потому что, увидев незнакомцев, не поспешила прочь, а, взяв лисёнка на руки, счастливо улыбнулась:

— Доброго дня!

— Доброго дня, красавица! — Атьен вдруг решительно отодвинул мех в сторону, спешно поднялся на ноги и приблизился к девочке. — А что это у тебя за зверёк?

— Папа привёз. Он совсем ручной!

Отец-то? Разумеется, если балует свою дочь подарками.

— И давно привёз?

— Дня два как. Обоз пришёл, а с ним и Пушистик приехал.

— Славный зверёк, славный… — задумчиво произнёс мой Ведущий и поднял руку, видимо намереваясь почесать лисёнка за настороженно поднятым ухом, но пальцы вдруг остановили движение в нескольких дюймах от серебристого меха.

Вдох.

Выдох.

Вдох.

А дальше? Что-то комком забило горло, заставляя время вокруг и внутри споткнуться. Привычный ход событий нарушился, и мы вступаем на другую дорогу?

Да.

Совсем скоро.

Прямо сейчас.

— Я уже здесь, эрте! — возвестил купец, появляясь на пороге, и его лицо, ещё мгновение назад сияющее надеждой на скорое избавление от общества сереброзвенника, застыло безжизненной маской, едва Лос увидел посреди комнаты девочку, сжимающую в объятиях не давно убиенного и ошкуренного, а вполне живого зверя.

— Здесь и останетесь. Надеюсь.

— Я… эрте…

— Гроза на дворе. Рановато ещё для гроз, а что поделать…

Он продолжал говорить, но я всё равно не слышал ничего, кроме самого первого слова. Потому что после него ничего уже не существовало. Ни для меня, ни для остальных.

«Гроза». Приказ к действию, которое мне давным-давно не доводилось выполнять, но которое я не мог исполнить иначе, кроме как исправно.

Ещё не отзвучало протяжное «…за», а моё правое колено на выдохе коснулось пола, пальцы потянули из сапожных ножен коротенькое веретено, рука размахнулась и всадила между половицами жало Соединяющего жезла. На вдохе же я снова стоял за левым плечом Ведущего, положив ладонь на бархатисто-тёплый бок бракка, предвкушающего работу.

Жезл за нашими спинами вздрогнул, и не надо было даже смотреть в его сторону, чтобы понять это, потому что под ногами прошла ясно ощутимая волна, заставившая паркет скорбно скрипнуть. Все замки и запоры, имеющиеся в купеческом доме, отныне утратили своё первозданное естество и запечатали входы и выходы не хуже сургуча, неважно, сталь, бронза или дерево помогало купцу прежде защищаться от нежелательных гостей. Ни одного промежутка, ни одной щели толщиной больше человеческого волоса, теперь нет ни поодаль от нас, ни на нас самих. Слава Божу, форменные мундиры сопроводителей скроены так, что даже в крайнем случае вроде наступившего не сковывают движения, а вот остальным людям, находящимся в комнате, сейчас не позавидуешь. Впрочем, кроме Серебряного звена пока ещё никто не понял главного: из этого дома выйдут только два человека. Всех прочих… Даже не вынесут.