Званый обед с жареными голубями - [11]
Дама оказалась необыкновенно приятной и разговорчивой. Как правило, у высокопоставленных мужей зачастую бывают именно такие жены.
Она продолжала:
— Мой муж толком не расслышал, что ему сказали по телефону. Кто-то что-то сказал, назвал место. Ты ответил согласием, не так ли, милый? Что ты ответил?
— Я с благодарностью принял приглашение, — сказал муж. — Знаю, как ты обожаешь званые обеды.
— Не могла же я от такого отказаться!
— Надеюсь, ты не жалеешь, — заметил муж, — по крайней мере в данную минуту?
— Быть может, и жалею, — отмахнулась дама. — Но ты погляди, как изменился наш епископ, — не узнать его, ничуть не похож на свою фотографию, ту, что недавно была в журнале.
— Они всегда публикуют свои старые фотографии, — сказал муж.
— А вот тот, в золотых позументах. Мне помнится, это церемониал-мастер при дворце или еще кто-то в этом роде, — щебетала супруга.
— Наверно, это контролер из таможни, — возразил муж.
— Зачем меня пригласили сюда? — недоумевал маленький близорукий господин, случайно попавшийся на нашем пути. — Изумлен просто, что приглашен на этот банкет. Уж не свидетельство ли это особого внимания ко мне в связи с моим слабым зрением? Слеп на правый глаз и теряю зрение в левом.
— Что, что вы сказали? — отозвался какой-то мужчина, подергиваясь всем телом. Он был необычайно бледен, а белокурые кудри, спадавшие на плечи, точь-в-точь как у тех ангелочков, которыми обычно торгуют на рождество, еще больше оттеняли эту бледность. — Вы не видите одним глазом? Ну, наверняка это — благотворительное общество, хотя я точно не расслышал, что сказали по телефону.
— А у меня пробка в ухе вот уже целых тридцать пять лет. Пожалуй, меня поэтому пригласили сюда.
— Пробка в ухе? Тридцать пять лет? Рекордный срок! Вам следовало бы обратиться к отоларингологу, — заметила дама.
— Рад познакомиться с человеком, у которого пробка в ухе, — сказал вдруг неизвестно откуда взявшийся важный господин в парадном костюме, один из тех, которые с наслаждением заводят мгновенные знакомства, причем сами мало для кого представляют интерес. — Простите, а что испытываешь, когда пробка в ухе?
— О, это — удивительное чувство, будто все время слышишь музыку, — ответил ангелоподобный мужчина. — Иногда словно орган, иногда духовой инструмент, а то вроде вода журчит или птицы вдруг запоют. Или ни с того ни с сего «бу-бу-бу», словно бык разбушевался. Это единственный звук, который существует в действительности, хотя доказать, что он есть, невозможно… Этот звук нельзя воспроизвести. Это тот единственный звук, который исходит от бога вечности и других миров.
В это время подошел официант, обносил гостей коктейлями.
— Извините, господин метрдотель, — обратился я к официанту, умышленно повышая его в чине: почему не сделать приятное хорошему человеку? — Надеюсь, вы не осудите меня за нетактичный вопрос. Скажите, кто устроил этот прием?
— Кто устроил этот прием? — переспросил официант удивленно. — Это должно быть известно господину лучше, чем мне. Я не служу в этом доме постоянно, меня пригласили только на этот вечер.
— А кто мог бы представить меня хозяину? Я хотел бы поблагодарить его.
— Пожалуйста, пройдите за мной, — ответил официант.
Чем дальше мы протискивались в глубину зала, тем гуще становилась толпа. Будучи незнакомцем в этом городе, я знал очень немногих, находящихся здесь, и то главным образом тех, чьи фотографии доводилось видеть в газетах и журналах. Отбор гостей показался мне весьма своеобразным, здесь были представлены все слои — от самых низов до самых верхов. Собрание напоминало отпечатанный текст, набор которого упал на пол и рассыпался, а потом впопыхах был собран и отправлен в типографию. В результате ничего не разобрать, разве что отдельные строчки, и те с трудом. Некоторые гости были так надменно величественны, что я не решался обратиться к ним, не зная к тому же, что сказать им. Однако был вознагражден — я столкнулся со знаменитостью. Я узнал этого человека по газетам. К сожалению, я только не мог вспомнить, кто он: то ли всемирно известный пловец, то ли прославленный на войне адмирал; но как бы там ни было, в моем сознании он ассоциировался с водными пространствами. Так как он выглядел весьма симпатично и нисколько не высокомерно, я отважился представиться ему и поблагодарить за великую честь, которую он оказал.
— Кому?
— Да всем нам.
— Благодарю вас за ваши любезные слова, — ответил он.
— Получив приглашение, я не мог не воспользоваться представившимся случаем, хотя никаким геройством не отличаюсь, тем более на воде, — заметил я.
— Так вы не откажетесь от выпивки, — предложил мой новый знакомый. — Надеюсь, вы не станете хулить воду, по крайней мере до тех пор, пока у нас виски в достатке.
— Что вы, что вы, ваше здоровье! Я только имел в виду, что сам-то целиком привязан к суше.
— Между прочим, — доверительно обратился ко мне собеседник, — где мы находимся?
— Вот это-то я и сам мечтаю узнать, — ответил я.
— Как чудесно, что я наконец-то встретила тебя! — произнесла какая-то стильная особа, подходя к нам. Она была в чем-то ярком и блестящем.
От нее так и несло духами, резкими, словно с примесью аммиака. На ней, как и принято на коктейлях, была шляпа, зеленоватая, она прямо-таки излучала ультрафиолетовые лучи. Дама была в том возрасте, когда не назовешь ее ни молодой, ни старой и уж, конечно, не женщиной средних лет. Этакая, лишенная возраста красотка с обложки модного журнала. Я много раз видел ее фотографии, но, убейте, никак не мог припомнить, кто она: какая-то бывшая королева или Хелена Рубинштейн?
«Свет мира» — тетралогия классика исландской литературы Халлдоура Лакснесса (р. 1902), наиболее, по словам самого автора, значительное его произведение. Роман повествует о бедном скальде, который, вопреки скудной и жестокой жизни, воспевает красоту мира. Тонкая, изящная ирония, яркий колорит, берущий начало в знаменитых исландских сагах, блестящий острый ум давно превратили Лакснесса у него на родине в человека-легенду, а его книги нашли почитателей во многих странах.
Роман «Салка Валка» впервые был опубликован в 1931-32 гг. Это был первый эпический роман Халлдора Лакснесса, в котором с беспощадным реализмом описывалась многотрудная жизнь исландских низших классов, первые шаги исландского рабочего движения.
Исландия, конец XIX века. Каменщик Стейнар Стейнссон, как и всякий исландец, потомок королей и героев саг. Он верит в справедливость властей и датского короля, ибо исландские саги рисуют королей справедливыми и щедрыми, но испытывает смутное чувство неудовлетворенности, побуждающее его отправиться на поиски счастья для своих детей — сначала к датскому королю, затем к мормонам. Но его отъезд разбивает жизнь семьи.Роман «Возвращенный рай» вышел в свет в 1960 году. Замысел романа о сектантах-мормонах возник у писателя еще во время его пребывания в Америке в конце 20-х годов.
Роман «Атомная база» представляет собой типичный для Лакснесса «роман-искание»: его герой ищет истину, ищет цель и смысл своей жизни. Год, проведенный в Рейкьявике Углой, деревенской девушкой, нанявшейся в служанки, помог ей во многом разобраться. Она словно стала старше на целую жизнь; она поняла, что произошло в стране и почему, твердо определила, на чьей она стороне и в чем заключается ее жизненный долг.Роман «Атомная база» (первый русский перевод вышел в 1954 году под названием «Атомная станция») повествует о событиях 1946 года, когда Исландия подписала соглашение о предоставлении США части своей территории для строительства военной базы.
Лакснесс Халлдор (1902–1998), исландский романист. В 1955 Лакснессу была присуждена Нобелевская премия по литературе. Прожив около трех лет в США (1927–1929), Лакснесс с левых позиций обратился к проблемам своих соотечественников. Этот новый подход ярко обнаружился среди прочих в романе «Самостоятельные люди» (1934–35). В исторической трилогии «Исландский колокол» (1943), «Златокудрая дева» (1944), «Пожар в Копенгагене» (1946) Лакснесс восславил стойкость исландцев, их гордость и любовь к знаниям, которые помогли им выстоять в многовековых тяжких испытаниях.Перевод с исландского А. Эмзиной, Н. Крымовой.Вступительная статья А. Погодина.Примечания Л. Горлиной.Иллюстрации О.
"Говорят, что отец богов когда-то созвал к себе на пир богинь судьбы. Все они знали друг друга, за исключением двух, которые не встречались раньше. Кто были эти богини? Одну звали Искренность, а другую Приличие. Такой пир состоялся сегодня. Сегодня встретились эти две богини, они приветствовали друг друга поцелуем перед лицом всемогущего бога." (Х.Лакснесс, "Милая фрекен и господский дом")
В книгу еврейского писателя Шолом-Алейхема (1859–1916) вошли повесть "Тевье-молочник" о том, как бедняк, обремененный семьей, вдруг был осчастливлен благодаря необычайному случаю, а также повести и рассказы: "Ножик", "Часы", "Не везет!", "Рябчик", "Город маленьких людей", "Родительские радости", "Заколдованный портной", "Немец", "Скрипка", "Будь я Ротшильд…", "Гимназия", "Горшок" и другие.Вступительная статья В. Финка.Составление, редакция переводов и примечания М. Беленького.Иллюстрации А. Каплана.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.