Зулус Чака. Возвышение зулусской империи - [138]

— И все-таки она ненавидит тебя. За убийства после смерти «нашей матери», когда ты погрузился во мрак.

— Но я уже вышел из «мрака». И ты это знаешь, Пампата.

— Верно. Но раз зажженный огонь не гаснет, пока есть топливо. А страх — топливо легко воспламеняющееся.

— Откуда ты все это знаешь, Пампата? Ну, вот насчет Мкабайи?

— Есть вещи, которые мы, женщины, узнаем сердцем, и слова тут не нужны.

— Хорошо, так что же я должен по-твоему сделать?

— Убей Мкабайи и Мбопу, а Дингаана и Мхлангану отправь в изгнание.

— Что! Убить сестру отца и моего личного слугу! Никогда я не наложу руку на родных или слуг.

Мхлангана, Дингаан, Мбопа! Последнее время они что-то слишком часто бывали вместе, и Чака стал задумываться над этим. Но он все еще не замечал никакой вины за своими братьями. В ночь на 21 сентября 1828 года он видел страшные сны. Снилось ему, что он мертв, а Мбопа служит другому королю! Проснувшись, он рассказал сон гаремной болтушке, с которой провел ночь. Она же час спустя поведала обо всем Мбопе. На него это подействовало как набат. Мбопа принялся точить оружие.

Чака явно становился подозрителен, но все еще не хотел принимать никаких мер. Мысль о том, что братья с Мбопой могут обратиться против него, не укладывалась в голове Чаки.

На следующий день после обеда к нему привели бывшего капитана стражи, обвиненного в преступлении, которое зулусский закон карал смертью. Отставной капитан, потерявший в боях руку, был признан виновным, и Чака приговорил его к смерти, но спросил, не имеет ли он что сказать до того, как приговор будет приведен в исполнение.

— Ничего, Могучий Слон. Хочу только поблагодарить своего короля за то, что он разрешил мне потерять руку, служа ему, и попросить о милости: перед смертью я хотел бы повидать своего ребенка.

— Где твой ребенок? — спросил Чака.

— На расстоянии броска копья отсюда.

— Тогда принеси ребенка сюда и убей в моем присутствии, прежде чем тебя уведут на казнь.

— Байете! — воскликнул капитан и ушел за ребенком.

Когда пораженный горем отец подвел ребенка к королю, глаза Чаки увлажнились.

— Нет, воин, я только испытывал тебя. Ты отдал за меня свою руку, и это смывает с тебя клеймо преступления. А за верность награждаю тебя тремя коровами. Ступай с миром.

В конце дня небо обложили густые тучи, предвещавшие первую в этом сезоне грозу. Свет солнца стал желтовато-зеленым, облака на западе заалели.

Незадолго до захода солнца в этот день, 22 сентября 1828 года^[140], к Чаке прибыло несколько жителей Натала. Он посылал их в страну пондо и пограничные земли за журавлиными перьями, а также за шкурами обезьян, виверр и других животных для королевского гардероба.

Из крааля Дукуза Чака отправился в другой, меньший крааль Ква-Ньякамуби, расположенный поблизости. Там он присутствовал при возвращении скота из вельда и принял рапорт воинов, посланных в страну пондо.

Туда же явились Дингаан и Мхлангана, чтобы засвидетельствовать свое почтение Чаке. Теперь они были готовы действовать, но зрелище короля, окруженного воинами, обескуражило их. Они отошли в сторону, чтобы посоветоваться с Мбопой. Он порекомендовал им встать за тростниковой изгородью, а оружие спрятать под плащиками. Дворецкий, перед которым уже маячили богатство и власть, проявил больше решимости, чем убийцы. Он проложил путь своим сообщникам. Чака бранил своих посланцев за медлительность, и Мбопа воспользовался этим.

«Мбопа ринулся на собравшихся с грозным ассегаем в одной руке и толстой палкой в другой. С напускной заботой о благе своего царственного хозяина он бросился на посланцев и принялся избивать их палкой, крича: „Как смеете вы докучать его величеству своими ложными россказнями?"

Посланцы немедленно пустились наутек. Двое пожилых приближенных поднялись, чтобы сделать замечание чересчур рьяному слуге. Ошеломленный Чака замолчал было, но затем издал пронзительный крик, и двоих приближенных вмиг не стало. Выбрав психологический момент, Мхлангана бросился на короля сзади и воткнул свой ассегай, как ему казалось, в левый бок Чаки. Однако благодаря плащику клинок пронзил только руку. Дингаан пришел брату на помощь, нанеся еще удар. Вскочив и обернувшись, Чака оказался лицом к лицу с убийцами.

— Это вы, дети моего отца, убиваете меня, — обратился он к ним с высоты своего огромного роста. Грозное величие брата заставило убийц испуганно попятиться. Разве может смертный перенести два таких удара? — Что я сделал, Дингаан? — продолжал Чака скорее с грустью, чем с гневом. — Что я сделал, Мхлангана, почему вы убиваете меня? Думаете, что станете править этой страной, но я уже вижу прилет „ласточек"^[141]. Вы не будете править после моей смерти. Белые люди уже здесь^[142].

Изо рта у Чаки пошла кровь, плащик сполз с его плеч. Затем он повернулся спиной к братьям и с царственным величием направился к воротам крааля. Но Мбопа догнал его и нанес королю удар в спину. Чака еще раз повернулся и воскликнул:

— Как! И ты, Мбопа, сын Ситайи, тоже убиваешь меня! Кровь хлынула у него изо рта.

— Я... я...

Но запас жизненных сил истощился; подобно срубленному дереву, он стал медленно клониться назад и, не сгибаясь, упал навзничь. Даже смертью своей он вселил страх в сердца трех убийц, ибо кто и когда видел, чтобы человек умирал таким образом?»