Зубы настежь - [13]

На него оглядывались с интересом, а он деревянными шагами, пошатываясь от усталости, прошагал к столу, за которым спорили философы. Он отгреб блюда и чаши, проливая красное вино на дубовую поверхность, золотая чаша бухнулась широким основанием перед мудрецами.

Мне показалось, что она доверху заполнена пельменями. Рыжий мудрец потянулся к чаше носом, принюхался, отпрянул. В глазах было отвращение. Второй, который постарше, потянул носом, крылья ноздрей подрагивали, с интересом поковырялся к чаше указательным пальцем. В глазах было насмешливое любопытство. Спросил замедленно:

– Так-так... И что это?

Воин переступил с ноги на ногу. Голос был серым от усталости:

– Но вы же сами...

– Что?

– Ну, я слышал... Диспут про ухи... Эти, которые у эльфов. Я, правда, не понял, какие эльфы нужны, горные или лесные, но на всякий случай побывал везде, а на обратном пути заглянул еще и к озерным...

Мудрецы переглянулись. Рыжий с брезгливостью отвел взор от чаши. Масса, которую я принял сперва за покрытые нежною шерсткой пельмени, медленно проседала, утопая в мутной жидкости, где виднелись как алые струи, как и водянисто зеленые и даже голубоватые.

– Вот так нас понимает простой народ, – вздохнул старший. – А вы говорите, нести философию в массы... Да ты садись, герой, садись! Ты сделал все правильно... в меру своего понимания. Налейте ему!.. И побольше мяса. Говяжьего или свинины, такие не могут без пожирания плоти себе подобных.

Второй философ, помоложе и задорно рыжеволосый, все еще не отрывал колеблющегося взора от чаши:

– Да-да, как вы правы! Как глубоко правы. Идея, брошенная в массы... Какая приземленность! Какое примитивное истолкование сложнейших иносказаний!.. Кстати, раз уж уши все равно здесь, не сопоставить ли ушные раковины лесных эльфов и горных... так сказать, приложив одно к другому?

Первый отшатнулся, на лице отразилось неподдельное отвращение:

– Как вы можете?.. Такой вульгаризм... Такая профанация... Я просто не подберу слов! Мы ведь сложнейшайшие истины вызнаем духовными изысканиями, внутренним взором проникая... да-да, проникая!.. А вы, вместо изысканного теоретического обоснования, вот так просто сложить ухи – все? Значит, теоретики этому миру не нужны, если можно вот так...

Воин, приглашенный несколько необычно, присел за их столик, перед ним поставили деревянное блюдо с ломтями жареного мяса. Он ухватил дрожащими от голода пальцами, но почтительный взор не отрывался от философов-логиков, где, как во всяком строго логическом споре пошел процесс, именуемый «слово за слово», оба раскраснелись, вскипели, наконец старший, выведенный неверными логическими построениями более молодого коллеги без замаха хрястнул ему в лоб некрупным, но крепким как обух топора кулаком.

Звук был такой, словно ударили в чугунный котел. Молодой вытаращил глаза, но его кулаки уже сами по себе обрушили град ударов на оппонента. Тот быстрыми движениями раскачивался из стороны в сторону, принимая удары на локти, плечи, блокировал предплечьем, а его рифленые кастеты кулаков стремительно выстреливались навстречу, часто пробивая оборону рыжего. Я слышал сиплое прерывистое дыхание, стук костей по костям, шлепки, с которыми падающие с высокой горы валуны падают то в сырую глину, то на твердую землю.

Я прижался к столу, почти лег на свое блюдо, Философы в поисках истины иногда задевали мою спину, завтра будут кровоподтеки размером с это блюдо, терпеливо выжидал, но сзади шло скрупулезное уточнение точек зрения, бородач и Большеног обнялись и затянули хриплую песню каждый на своем языке. Мясо под носом пахло одуряюще, корочка лопнула, капелька сока брызнула мне на кончик носа. Приятно обожгла. Я ухватил зубами, начал есть как коза траву, не отрывая головы от стола, как вдруг сзади внезапно утихло.

Я осторожно повернул голову, не выпуская изо рта куска мяса. Старший философ замер с кулаком в замахе, в красных горящих адским огнем глазах посветлело, затем они стали небесно голубыми и чистыми. Длинные как у вепря клыки начали укорачиваться, шерсть с лица осыпалась, открывая мудрое, усталое от мыслей, слегка скорбное лицо.

– Э-э... что это мы? – спросил он неверящим голосом. – Похоже, опять несколько отвлеклись в сторону?

Младший облизал разбитые в кровь губы, толстые как жареные ляжки кабана на блюде, вздрогнул, когти на пальцах стыдливо укоротились до ногтей. Правда, толстых и крепких с виду как спины галапагосских черепах.

– Да, – ответил он несколько колеблющимся голосом. – Мы ведь в поисках истины... А в поисках истины человеку свойственно ушибаться... Уф... Иногда очень сильно...

– Как хорошо, что с нами... уф-уф... этого... не случается...

– Да-да, – подтвердил младший с облегчением, – мы ж из старой школы строгой логики... А в логике умелые логические построения, слово за слово, всегда приводят к истине.... Пусть даже весьма тернистой...

Старший скромно улыбнулся, в его руках уже оказалось куриное крылышко, и он его деликатно обкусывал по краям, оттопырив мизинцы и демонстрируя безукоризненные манеры. Возраст, а с ним и явная толстокожесть в поисках истины сказались в том, что пальцы не дрожали, а смаковал умело зажаренное крыло с явным удовольствием.