Зубы Дракона - [223]

VI

Та же история, что и в Штаделхайме. Только сейчас серьезнее, потому что тогда была случайность, а теперь после двух недель расследований преднамеренность. Нет сомнений в том, что его положение стало очень серьезным. Страх полностью охватил его и превратил его кости в желе. Приложив ухо к отверстию в двери, он уже не сомневался, что слышит крики и плач. Приложив свой нос к отверстию, он убедился, что чувствует запах, который он раньше связывал только со скотобойнями. Он находился в одном из тех ужасных местах, о которых читал и слышал, где нацисты систематически ломали тела и души мужчин и женщин. В Коричневой книге он видел фотографию обнаженной спины пожилой дородной женщины, члена городского совета Социал-демократической партии. Со следами научного избиения, слившимися в одну кровоточащую рану от плеч до колен.

Они не хотели утруждать себя допросом, или дать ему шанс рассказать свою историю. Они принимали как должное, что он будет лгать, и поэтому его следует сначала наказать, а затем он будет более склонен говорить правду. Или они просто хотят напугать его? Посадить его туда, где он мог слышать звуки и нюхать запахи. И посмотреть, как это «сломает его»? И это произвело должный эффект. Он решил, что бесполезно пытаться скрыть что-нибудь, говорить одну ложь. Он видел, что все его прошлое лежит, как открытая книга, перед неким Kriminalkommissar, и все его прошлое действительно было очень плохим с нацистской точки зрения. Таким плохим, как у Фредди Робина, что стоило ему четырнадцати месяцев пыток.

Как бы то ни было, но это происходило прямо сейчас. Шаги в коридоре, и они остановились перед его дверью. Дверь открылась, и там стояли два эсэсовца. Новые: их у них был неограниченный запас, и все с тем же выражением лиц, все с тем же кодексом Blut und Eisen. Черные рубашки, черные брюки, блестящие черные ботинки, и на их поясах автоматические пистолеты и жёсткие резиновые дубинки. Их, оказывается, тоже был неограниченный запас.

Они взяли его под руки и повели вниз по коридору. Вся их манера, вся атмосфера сказали ему, что его время пришло. Нет смысла сопротивляться. По крайней мере, физически. Они просто потащат его, и сделают его наказание сильнее. Внезапно он ощущал прилив гнева. Он ненавидел эти бесчеловечные существа, и еще больше он ненавидел адскую систему, которая произвела их. Он пойдёт прямо, несмотря на свои дрожащие колени. Он будет держаться бодро и не даст им удовлетворения видеть себя ослабевшим. Он впился ногтями в ладони своих рук, стиснул зубы и пошел к тому, что было за этой дверью в конце коридора.

VII

Звуки затихли, и когда открылась дверь, Ланни услышал только негромкие стоны. Двое мужчин вели избитого человека через дверной проем в дальний конец комнаты. В полумраке он видел только смутные очертания. Видимо там было много людей, жертв мучений. Стоны и крики раздавались как их кругов ада Данте. Звуки придавали вид basso continuo всем адским событиям, которым Ланни стал свидетелем в этой камере ужасов.

Комната площадью не более пятнадцати квадратных метров с бетонным полом и стенами из камня. Без окон, свет дают полдюжины свечей. Из мебели в середине комнаты стояла только одна тяжелая деревянная скамья около двух с половиной метра в длину и чуть больше полуметра в ширину. Вся скамья измазана кровью, которая продолжает капать, и по всему полу тоже была кровь, и тошнотворный запах засохшей крови. Также был едкий запах человеческого пота. Четыре нациста, раздетые до пояса, стояли возле скамейки. Очевидно, они упорно и тяжело трудились, даже при слабом свете их гладкие тела блестели от пота и жира. В стороне стояло несколько других нацистов и один человек в штатском, в очках.

Обо всём этом Ланни читал. Каждый антифашист за прошлые полтора года выучил это наизусть. Он понял всё с первого взгляда, даже гибкие тонкие стальные прутья с ручками, предназначенные для причинения максимальной боли при минимальных непоправимых повреждениях. Слишком много повреждений уменьшают возможность причинять больше боли, и при этом можно потерять важную информацию. Ланни читал об этом, слышал об этом и размышлял над этим. И теперь думал, как он это выдержит. Сейчас он был здесь, чтобы выяснить.

Волна ярости захлестнула его. Гнев на этих научно подготовленных дьяволов вообще заглушил все другие эмоции. Он ненавидел их так, что перестал думать о себе, забыл все страхи и возможность боли. Они хотели сломать его. Хорошо, он покажет им, что сильнее их. Он не доставит им удовольствия видеть себя ослабевшим и слышать свои крики. Он читал, что американские индейцы считали предметом гордости не стонать под пытками. Все правильно, что мог сделать индеец, может сделать любой американец. Это было что-то в климате, в почве. Отец Ланни вбил в него гордость в детстве, а Боб Смит и Джерри способствовали. Ланни решил, что нацисты могут убить его, но они не добьются от него ни одного слова, ни одного звука. Ни сейчас, ни позже. Идите к черту, и оставайтесь там!

В этой подземной дыре было жарко, и, возможно, именно поэтому на лбу у Ланни выступил пот и попал ему в глаза. Но он не вытер его. Это может быть воспринято, как жест испуга или волнения. Он стоял неподвижно, как солдат. Он видел, как это делают нацисты. Он понял, что они при этом думают. Ладно, он узнал их метод. Он станет фанатиком, как и они. Мышцы не должны двигаться. Лицо превратиться в камень с открытым вызовом. Это может быть сделано. Он говорил себе всю свою жизнь, что был мягким. Он был сто раз недоволен собой. Здесь было место, где он будет исправлять себя.