Зуб за зуб - [8]

– Да, пожалуй, ты меня убедила, – говорит Максим. – Обычные ванны – это вчерашний день.

– А я думаю о дне завтрашнем, – говорит Анна, прижимаясь к Максиму. – Поэтому, – шепчет она ему в ушную раковину, – я выбираю джакузи.

Афродита, обидевшись, погружается в пену с головой и больше не появляется на поверхности. Ролик заканчивается бравурной музыкой, которая звучит отовсюду: из телевизора и унитазов, из ванн и биде.

– Я не люблю ходить с мужиками по магазинам, – говорит Анна, когда музыка стихает. – А с вами мне понравилось. Может, лучше на «ты»?

– Намного лучше, – говорит Максим.

– Я мечтала о джакузи.

– Мечты сбываются.

– Теперь у нас будут одинаковые ванны. Может, мы и все остальное будем покупать вместе?

«Покупать, продавать – какая разница? Лишь бы вместе», – проносится в голове у Максима. И вслух:

– Да, так проще. Я бы ходил кругами и сомневался. И в конце концов не купил. Или купил, но не то.

– А вам… Извини. Тебе понравился проект Марьяны?

– Честно говоря, мне было все равно. Наклеил бы обои… Но я чувствую, как это затягивает.

– Затягивает, – хитро улыбаясь, повторяет Анна.

– Одно цепляет другое. Если уж делать это, то надо бы и то. А раз то, то и это. Лучше уж сразу – все по проекту.

– Иди сюда, – говорит она.

Максим приближается к ней и получает поцелуй – звонкий, как пощечина. Ничем не заслуженный, внезапный, как ветер поцелуй.

– Я люблю, когда все по проекту. Ты давал клятву Гиппократа?

– Давал, – ошарашенно.

– Хорошо, – произносит она с облегчением, как будто камень с души, как будто все теперь в корне изменится к лучшему. – Слава богу! Это очень хорошо.

* * *

В прихожей Анны толпятся уже одетые и готовые уйти армяне:

– Анна-джан, мы пошли. У Ашота свадьба сегодня! До завтра, Анна-джан. – Они толпой проходят мимо нее и Максима, все до одного седые от штукатурки.

Марьяна в глубине квартиры руководит складированием приобретенной сантехники:

– Сюда, сюда, не уроните…

Максим пристально смотрит на Анну, а она на него. Дверь за армянами захлопывается.

– Что это было? Провокация? – спрашивает он.

– Считай, что да.

– А что дальше?

– Дальше ничего.

Максим делает шаг к Анне. Но она отступает, не сводя с него глаз. И вдруг кричит:

– Марьяна!!!

На крик появляется Марьяна, как дядька Черномор с бригадой взмокших грузчиков за спиной:

– Ну что, господа, буржуи! Сладкую жизнь заказывали? Получите!

* * *

Грузчики поднимают джакузи в квартиру Максима. Максим рассеянно бредет за ними. Этажом ниже открывается дверь и в щелочку кто-то подглядывает.

– Хозяин, надо бы прибавить, е-мое, – задыхаясь, говорит один из грузчиков. – Тяжесть-то какая. Это что ж такое? Что за ванна? Дельфинарий какой-то! Слышь, хозяин?

– Ладно, прибавлю, ты смотри, поаккуратнее.

Антонина Павловна из стороны в сторону качает головой, изучая неведомое ей новое приобретение Максима:

– Господи, да что ж это?

– Это, мама, джакузи, – говорит Настя. – Ванна такая.

– Зачем нам джакузи? – недоумевает Антонина Павловна.

– Понятия не имею. Зачем нам джакузи? – переспрашивает она Максима.

– Мыться, – отвечает он.

– Мыться можно и в ванне. – Настя не скрывает раздражения.

– И в корыте, – добавляет Максим.

– Мылась я и в корыте, и ничего: дочь воспитала и жила достойно. – С гордо поднятой головой Антонина Павловна удаляется в свою комнату.

Раздается звонок в дверь. На пороге возникает небритый пенсионер с пожелтевшими седыми волосами:

– У вас тут что?

– Вы кто? – интересуется Настя.

– Я ваш сосед. Снизу.

– Здравствуйте, – говорит Настя.

Сосед заглядывает Насте через плечо, он нагло протискивается взглядом в загроможденное строительным мусором пространство коридора:

– У меня штукатурка в кухне кусками отскакивает, как при бомбежке. Вы это прекращайте! Слышите? Безобразие!

– Извините, но у нас ремонт.

– У всех ремонт. А людей уважать надо. Муж-то дома?

– А что?

– Окна меняете?

– На что?

– Тьфу ты! Рамы старые выбрасывать будете или как?

– Вам нужны?

– Не то чтоб нужны. Я б на дачу взял.

– Хорошо. Мы вам отдадим.

– Я не нищий, я заплатить могу. Вы и двери меняете?

– Вам и двери нужны?

– Все равно выбрасывать.

– Да, пожалуйста.

– Ну, хорошо. Я зайду потом. Вы бы потише. Я-то ладно, а вот дочь у меня – биохимик – не выдерживает.

Сосед уходит. Настя закрывает дверь. Из ванной появляется Максим.

– Биохимик! – ворчит Настя.

– Кто биохимик?

– Соседка снизу – биохимик.

– Ну и что?

– Не выдерживает.

– Чего «не выдерживает»?

– Да практически ничего. Зачем нам джакузи?

Звонит телефон. Мимо строительных козел, ведер и прочих явных признаков ремонта к нему устремляются Максим и Настя. Антонина Павловна тоже выходит из своей комнаты.

– Это меня, – говорит она наперерез. – Я жду звонка от Стеллы.

– Это меня, – прибавив скорости, обгоняет тещу Максим.

– Это мне звонят, – споткнувшись обо что-то, безнадежно отстает Настя.

Первым у аппарата оказывается Максим.

– Я приглашаю тебя посмотреть, как мне сделали пол, чтобы вы не вздумали стелить этот гадкий ковролин.

* * *

Дверь в квартиру Анны чуть приоткрыта, как улыбка Моны Лизы. Слышится музыка. Максим заходит в прихожую, по-прежнему заваленную стройматериалами и рабочей одеждой. Он осторожно идет по коридору, заглядывая в развороченные ремонтом пространства. Наконец доходит до спальни, толкает дверь… Белые отштукатуренные стены и потолок, зияющее черной дырой ночное окно, яркая лампочка на длинном шнуре ударяет в глаза. Желтый свет отражается в гладком, зеркальном полу, на котором танцует Анна. Ее мокрые волосы блестят, ее глаза сверкают. На ней простыня цвета капитуляции, цвета стен и потолка, цвета здоровых зубов, цвета снега на склонах Эвереста. Максим смотрит на этот танец из другой комнаты, не решаясь войти, произнести хоть слово, пошевелиться. Но вот Анна останавливается, молча смотрит на него, решительно подходит к двери, открывает ее широко, берет его за руки, затягивает на блестящую, зеркальную поверхность и вовлекает в свой танец. Он неловок и скован. Он так не может. Он так не привык. Он краснеет, как ребенок. Он не знает, что сказать и как себя вести.