Зуб мамонта. Летопись мертвого города - [80]

Погрузившись впервые под воду, Руслан едва не захлебнулся от восторга. Это была другая планета, другое измерение. Да и сам он был другим. Черным линем, растворяющимся в сумрачной глубине. В этом полном опасности и тайны невесомом мире он летал. После зноя приятна была придонная прохлада. Невзрачные с берега водоросли в солнечном пятне сияли тропическими красками. Увеличенные стеклом маски коряги, валуны, стаи мальков выглядели фантастическими существами. А когда в прохладном сумраке глубины он увидел алый щучий хвост, медленно растворившийся во мраке, от кошмарной, дикой красоты перехватило дух.

А вынырнешь на солнце, на звуки, на ветер, на запахи — будто впервые все это видишь. Это тоже была другая планета. Когда-то он был глубоководным существом, и таким же жутковатым, опасным казался ему мир наверху.

До шестнадцати лет надо жить в деревне. Пролетел Руслан мимо детства. Первую щуку он увидел, всплывая из темной глубины протоки в теплые воды заводи. Она пряталась за три стебелька щучьей травы. Дородная, сытая, в полной уверенности, что надежно замаскировалась. Увеличенный маской хищный силуэт казался огромным.

Дернулось в руке ружье, серебряной молнией сверкнул гарпун, потянув за собой инверсионный след фала и пузырьков воздуха. Навылет пронзила стрела темный силуэт, и на долю секунды капроновый шнур провис. Мощно колыхнулась тень, развернувшись белым брюхом. Алый тюльпан хвоста расплескал окровавленное солнце, и по воде пошли золотые круги. Рыба исчезла, и шнур потянул Руслана в густые заросли водорослей. Он увяз в покрытых мутной взвесью, водяной пылью травах. Шершавые, холодные руки душили шею, оплели тело. Невидимая щука натягивала шнур, судорожно билась в глубине, увлекая в кошмарное царство сумерек и травы. Руслан ударил ластами, продираясь сквозь зеленый косматый ужас к бесформенной кляксе солнца. Треск рвущихся водорослей резонировал в голове. На последней, критической секунде он разбил головой солнце, и воздух ворвался в легкие, едва не разорвав их. Они боролись с полчаса. Она уходила, забиваясь в травы и коряги, наматывая на фал водоросли. Руслан выбился из сил, но, когда решил, что ему уже не выбраться на берег и пришла пора утонуть, ноги коснулись дна. Все это время он боролся за жизнь на отмели.

Он волок ее к протоке, разделяющей остров, и у самого берега наступил на холодное, скользкое тело. Налим черной змеей — спина над водой — метнулся сквозь извивающиеся на течении водоросли в глубину.

Такой страх Руслан испытал в то лето на море, когда поднырнул под затопленную баржу, лежавшую вверх днищем. Он долго не решался залезть в ее черное чрево. Баржу затянуло илом, и лишь под кормой был маленький лаз, узкий, как волчья нора. В этом заливе они охотились на горбачей, зеленых морских тигров. В отличие от щук, они не были столь беспечно самоуверенны. Висит такая стая в полводы, но стоит подплыть к ним на выстрел — и, резко развернувшись, окуни уходят на глубину, растворяясь в темноте. После нескольких неудачных попыток Руслан решил нырнуть под баржу: там обязательно должны были прятаться налимы. Забитые никотином легкие на все про все оставляли ему не больше минуты. Внутри баржи было темно и холодно, как в колодце. Ощупью продвигался он вглубь, а когда повернулся назад, не увидел выхода. Поднятый ластами ил застил видимость. Он поплыл по наитию, пока не ударился лбом о железо. В воде боль не чувствуется. Мокрый хруст и пятна перед глазами. Ужас замкнутого пространства едва не лишил его рассудка. Изо всех сил колотя ластами, он поплыл вдоль борта, ощупывая ладонью изъеденный ржавчиной металл. Ему повезло: он нашел дыру. Вынырнул. Мир был зловеще красен. Кровь с рассеченного лба залила стекло маски.

Нанырявшись по очереди до посинения, они обнимали горячие, вибрирующие под ними камни и рассказывали друг другу дребезжащими голосами удивительные истории, приключившиеся с ними под водой. О щучке размером с карандаш, которая перехватила поперек ельца в два раза больше ее и, страшно гордясь собой, так и плавала, виляя хвостиком, похожая на бабу с коромыслом. Но из зарослей темной торпедой вылетела «пернатая» и — ап! — проглотила охотницу вместе с добычей. Об огромном, со сковороду, и тощем, как блин, карасе, который обитал, не поверишь, в реке. Об удачном выстреле, поразившем сразу две щуки. О туче серебристых мальков, которую пас яркий, как подводный петух, окунь.

Но все эти разговоры сводились к одному — к мечте загарпунить самую большую щуку, которая водилась в здешних водоемах, огромную, как акула.

Хозяйственный Индеец не уважал рыбалку. Дни напролет он проводил под старой дедовской «победой», пытаясь реанимировать ржавую рухлядь. Пушкин не изменял спиннингу. И до поры до времени Руслан с Антоном делили тайну на двоих. Но однажды их нагнал на дамском велосипеде захлебывающийся от соплей и восторга головастик с ушами-радарами. В полном вооружении: за спиной — чехол с ружьем, на багажнике — ласты, на руле — маска. Ему не обрадовались. Но Андрейка — быстроглазый, конопатый пацан — был преисполнен такого почтения, так восторженно заглядывал в рот и с такой готовностью ел землю, клянясь, что ни одна живая душа… Пришлось кратко ознакомить его со своим уставом: мелочь не бить, подранков не оставлять, под гарпун поперек батьки не лезть, добычей не хвастать.