Зуб - [7]

«Вот почему я такая бледная», — сообразила она, и закрыла пудреницу. Помада, розовый оттенок, почти кончилась. Расческа, открытая пачка сигарет, коробка спичек, кошелек с мелочью, бумажник. Кошелек был красный, из кожзаменителя, сверху на молнии, она расстегнула ее и высыпала монетки в ладонь. Гривенники, пятаки, четвертаки, пятнашки, 97 центов. «На это далеко не уедешь», — подумала она, и раскрыла кожаный бумажник; там лежали деньги, но прежде всего, она искала документы, а их там не было. В бумажнике были только деньги. Она пересчитала: 19 долларов. «За эту сумму можно уехать чуть подальше», — подумала она.

Больше в сумочке не было ничего. Ни ключей — разве у меня не должны быть ключи? — соображала она — ни документов, ни книжки с адресами, ни паспорта. Сама сумочка была под натуральную кожу, светло-серая, она оглядела себя, и обнаружила, что на ней темно-серый фланелевый костюм, а также розовая, как рыба-кета, блузка с воротничком гофре. Туфли на ней были черные и прочные, на в меру высоких каблуках, и на шнурках, один из которых развязался. Она была в бежевых чулках, и на правом колене была рваная дырка, от нее вплоть до дырки на большом пальце неровно ползла петля, она чувствовала эту дыру сквозь башмак. На лацкане ее жакета была брошка, которая при осмотре оказалась синим куском пластмассы в виде буквы «К». Она сняла ее и тоже бросила в урну. Долетев до дна, брошка ударилась об заколку, и снова раздался металлический звук.

Руки у нее были небольшие, с крепкими пальцами, ногти без лака; кроме обручального колечка на левой руке, больше никаких драгоценностей на ней не было.

Так она сидела в дамской комнате, в плетеном кресле, и размышляла: по меньшей мере, мне можно избавиться от этих чулок. Поскольку рядом никого не было, она скинула туфли и стащила чулки, испытав облегчение, высвободив из дыры большой палец ноги. Их надо убрать, — сказала она про себя, — в корзину для использованных салфеток. На это раз она повнимательнее рассмотрела себя в зеркале: она выглядела хуже, чем ожидала — серая юбка отвисла сзади, ноги костлявые, плечи сутулые. Выгляжу на пятьдесят, подумала она, а затем, изучая лицо, вспомнила: ведь мне не может быть больше тридцати…

Волосы неопрятно свисали вокруг бледного лица, и с внезапным гневом она полезла в сумку, и достала оттуда тюбик с помадой. Она жирно накрасила губы — розовые на фоне бледной кожи лица, прекрасно сознавая, что не умеет это делать, и лицо показалось ей чуточку получше. Тогда она достала и пудреницу, и обильно нарумянила обе щеки. Краска на щеках легла неровно, к тому же они лоснились, а накрашенный рот блестел, но, по крайней мере, лицо больше не было так бледно и напряженно.

Она опустила чулки в корзину и вышла с голыми ногами в коридор, а оттуда целеустремленно направилась к лифту. Лифтер, увидев ее, спросил «вниз»? Она шагнула в кабину, и он молча опустил ее вниз. Она прошествовала мимо мрачного швейцара прямо на улицу, где проходили люди, встала у подъезда и стала ждать. Через несколько минут из толпы прохожих появился Джим, он подошел к ней и взял за руку.

Где-то между «здесь» и «там» был пузырек с таблетками кодеина, на верхнем этаже, в дамском туалете осталась бумажка с надписью «Удаление», а семью этажами ниже, позабыв про резво шагающих по тротуару людей, не замечая любопытные взгляды, влекомая за руку Джимом, распустив волосы, она мчалась босиком по горячему песку.