Зовите меня Титаном - [4]

Правда, на горе появилось несколько дорог. У подножья я остановил машину и проехал две трети пути к вершине, до хижины отшельника в елово-ореховом лесу (сейчас она служит приютом для самых упорных туристов). Там я простился с шофером, сказав, что остаток пути одолею пешком. Он как-то странно на меня посмотрел — наверное, для покорения вершины мне следовало иначе одеться и запастись специальными снастями.

Когда машина скрылась с глаз, я сбросил человеческую личину и опять сделался выше самого высокого дерева в мире, затем обзавелся привычными крыльями с черными, как смоль, перьями и вознесся в ту сферу, где воздух прозрачен и сладок и где некогда восседал на троне Зевс.

Ни трона, ни Зевса.

В войне богов моим кузенам Оту и Эфиальту пришлось обрушить гору Пелион на вершину горы Оссы, чтобы взобраться на Олимп, но они там не удержались. Я же на этот раз беспрепятственно поднялся на заиндевелый пик и стоял там, гоняя пышное облачное руно, готовый к битве, но никто не бросил мне вызов.

– Зевс? Зевс?!

Да, однажды я уже побывал здесь. В тот раз уста мои исторгали грозный драконий рык, очи излучали горгоний свет, и божки из шайки Зевса разбегались от страха. Он расстрелял меня крупнокалиберными молниями, обратил в пепел, растоптал в пыль, а то, что осталось, утопил в толще скал под огнедышащей Этной, велев божественному ремесленнику Гефесту придавить меня мастерской со всеми инструментами, и я пролежал пятьдесят тысяч лет, кляня своего врага и обещая восстать из праха и отомстить.

И вот я восстал и требую реванша. Этна изрыгает огненные реки на прекрасные сицилийские долины, а я вновь на свободе. Но где же мой враг?

– Зевс! — кричу я в пустоту.

Олимп по-прежнему великолепен, но никто из богов им больше не пользуется.

Пришлось слететь к приюту альпинистов и вновь обернуться поджарым, высоколобым и длинноносым американским туристом. Кажется, три спортсмена-туриста стали невольными свидетелями моей метаморфозы. Во всяком случае, когда я подошел к ним, они стояли с выпученными глазами и отпавшими челюстями — мой облик, почище взгляда Медузы, заставил их окаменеть.

– Привет, ребята, — поздоровался я. — Денек-то, а?!

А они молчали и таращились. Я спустился ельником в глубокую долину и там, как заправский проголодавшийся смертный, заказал в ресторанчике долмадыnote 4, жареную кефаль и мусакуnote 5 и залил все это несколькими литрами рецины. А потом, как неутомимейший из смертных, прошагал через полстраны до Афин. Шел я много дней и отдыхал лишь два-три часа еженощно. На тело грех было жаловаться — крепкое оказалось, я ведь его не больно-то берег. Долгая выдалась прогулка. Все дело в том, что до меня уже доходило: спешить-то больше некуда. А значит, можно полюбоваться красотами.

* * *

Афины — кошмар наяву. Царство Гадеса, поднявшееся на поверхность земли. Шум, толчея, вездесущее запустение, неописуемое уродство, убожество, ветхость и такое плотное зловоние, что можно ногтем процарапать на нем свои инициалы. Если, конечно, у вас имеются ногти и инициалы.

Я уже понимал, что вряд ли найду в этом городе кого-нибудь из пантеона. Ни один бог в здравом рассудке не провел бы там и десяти минут. Но столица Греции — это город Афины Паллады, а она, как известно, богиня знаний, и я не оставлял надежды разведать, как, когда и при каких обстоятельствах всемогущие греческие божества перешли в разряд мифологических и где их можно разыскать. По крайней мере, одного из них.

Я бродил по улицам из кошмаров. Куда ни глянь — пыль, песок и бетонные блоки; ржавые металлические балки без всякого смысла валяются на обочинах дорог; даже в центре города стоят обветшалые дома. Транспортные средства суетливы и безжалостно-стремительны (люди, как вы все-таки ошиблись, отказавшись от воловьих упряжек!). Невзрачные лавчонки с дрянными и дешевыми товарами. Полчища тощих длинноногих кошек — каждая сочла своим долгом зашипеть на меня. Я тоже шипел в ответ. Мы с ними понимали друг друга.

В центре всего этого убожества и суеты, на вершине холма, стоят древние мраморные храмы. Место носит имя Акрополь, в городе оно самое высокое и до сих пор считается священным. Храмы недурны по сравнению с другими постройками смертных, но содержатся в ужасном небрежении: всюду валяются колонны, выветривание превратило изящных кариатид в бесформенные глыбы. Люди, да разве можно так наплевательски относиться к лучшим творениям ваших же рук? Не пойму я вас, хоть убейте.

На всякий случай я решил туда подняться — вдруг повстречаю какого-нибудь затаившегося бога или полубога. Я долго бродил по развалинам некогда величественного храма Парфенон вслед за человечком, который, пряча глаза за большими стеклами, рассказывал толпе о том, как выглядело сооружение в годы своей наивысшей славы, когда в городе правила Афина. Говорил он на языке, в котором мой прототип не смыслил ни бельмеса, но я все понял без труда. Эх вы, смертные, за столько веков даже общего языка не сумели создать! Вот мы в наше время говорили на одном, и это всех устраивало. Правда, мы все-таки боги.

Ну так вот, иду я за экскурсоводом и слышу: «А сейчас мы посетим святилище Зевса. Сюда, пожалуйста».