Зов валькирий - [6]

Толпа возле них уважительно загудела.

– И что же – ты женился? – в изумлении рассматривая гостью, воскликнула Сванхейд, жена Олава и госпожа Хольмгарда.

– Пока еще нет. Я хотел, чтобы свадьбу справили здесь и все вы были свидетелями.

– О боги! – Сванхейд всплеснула руками. – Если она дочь князя, это для тебя, конечно, большая удача, кто бы стал спорить… Но… сколько же ей лет?

Свенельд слегка склонил голову и покосился на двух других женщин, постарше, сидевших в его лодье среди коробов с имуществом юной невесты.

– Ее служанки говорят… одиннадцатое лето миновало. Она еще не того… Дома она не носила поневу, на нее надели уже в Хедебю, перед нашим обручением, чтобы… был приличный вид.

«Чтобы вручить жениху невесту, хотя бы похожую на взрослую деву, а не на ребенка», – вот что он хотел сказать.

– Одиннадцать! Даже я старше! – горделиво воскликнула Ульвхильд, дочь Олава от его первой, покойной жены.

Ульвхильд пошла тринадцатая зима, она уже считалась готовой невестой, однако на новую товарку взглянула не без досады: у той уже имелся жених – этот дубина Свен, а Ульвхильд все еще ждала, кому из владык отец пожелает отдать ее руку.

Годо приоткрыл было рот, явно собираясь отпустить какую-то шутку в своем духе, но Свенельд с прежней уверенностью встретил насмешливый взгляд старшего брата.

– Но она же не останется такой навсегда! Пройдет год… или два… зато мои будущие дети всю жизнь будут внуками князя!

– Ну-ну… желаю тебе не заскучать в ожидании! – хмыкнул Годред. – Если что, сможешь пока с ней в «криночки»[5] поиграть.

* * *

Встречей на причале дело не кончилось – назавтра Олав устроил в честь Свенельда пир, и сама Ульвхильд, насмешливо улыбаясь, поднесла тому приветственный рог. Как бы он там ни отличился, средний из Альмундовых сыновей – не тот витязь, которого она посчитала бы достойным своего внимания, но пока не явился кто-нибудь получше, была рада и такому случаю выступить в должности «госпожи медовой чаши». Дочь Олава была из тех дев, кого с десяти лет учат искусству подносить рог мужам и управлять пиром, поскольку в будущем ей предстоит быть хозяйкой пиршественной палаты не одного, так другого могущественного владыки. На пирах начинавшейся зимы ей предстояло впервые красоваться в наряде взрослой женщины, и приезд Свенельда дал неплохой повод начать. Ростом она была ниже его на целую голову, однако тонкая и стройная, высокая для своих лет, одетая в красное платье с золочеными наплечными застежками, с прической знатной девы – узлом волос на затылке, из которого свешивался на спину длинный хвост, – держалась уверенно и величаво, как настоящая валькирия. С ранних лет Ульвхильд была приучена к мысли, что рождена быть главным украшением княжеских палат, и Свенельд не без тайного сожаления сравнил ее мысленно с той, которую назвал своей невестой. Вот если бы такую деву привезти из заморья, никто не посмел бы усмехаться!

– Приветствую тебя по возвращении из чужих стран, Свенельд сын Альмунда! – величественно произнесла Ульвхильд, встретив его перед горящим очагом и держа в руках окованный серебром рог с вареным медом. – Возблагодарим богов, что хранили тебя и дружину в долгом пути, уберегли от бурь, чужих мечей и стрел, болезней и прочих опасностей, чтобы ты мог достичь той цели, ради какой тебя посылали!

Она отлила немного в очаг – мед зашипел, вырвав мокрые пятна черноты на багряном теле пылающих головней, – потом подала рог Свенельду.

– Благодарю и тебя, дева! – Он улыбнулся. Дочь собственного вождя воздавала ему честь, а это значит, что он и впрямь чего-то добился в жизни. – Славьтесь, асы и асиньи!

Свенельд тоже отлил немного в очаг, а потом наклонился к Ульвхильд, рассчитывая ее поцеловать, но она отвернула лицо, так что он сумел лишь скользнуть губами по ее гладкой щеке.

– Жену свою целуй! – насмешливо шепнула она ему.

Даже отличившийся, сын Альмунда все же был ей не ровня, а Ульвхильд с детских лет знала, где место ей, а где всем остальным.

Юной Витиславы в гриднице не было: Радонега, мать Свенельда, охая, увела девочку к себе и устроила на отдых, велев ее не тревожить, пока не попривыкнет немного. Да и не годится невесте до свадьбы торчать у людей на глазах – сглазят еще. Жители Хольмгарда были разочарованы – всем хотелось получше разглядеть ободритскую княжну. «Насмотритесь еще! – весело отвечал любопытным Свенельд. – Она теперь на весь век с нами!»

Но вот Олав раздал дружине за столами мясо и хлеб, и пришла пора для разговора.

– Когда мы прибыли в Хедебю, я сразу отправился к Сигтрюггу конунгу, в Слиасторп, – рассказывал Свенельд. – Это его усадьба, она неподалеку от Хедебю, но не в самом вике. Он, понятное дело, стал расспрашивать, кто я такой. Оказалось, что наших тамошних родичей он знает, и послал за ними. Ну а когда мы перечислили дедов и выяснили, что я доподлинно их родич, я рассказал, что ты, конунг, задумал большой поход в Серкланд и тебе требуются воины. До них доходили через свеев и готландцев слухи о Хельги киевском и его походе на греков, но они это по большей части сочли за «лживые саги». Но я им все подтвердил: как Хельги взял выкуп за то, чтобы снять осаду, как цесари пообещали ему торговый мир, чтобы можно было возить туда меха и все прочее, а шелк и вино покупать прямо там… У них у всех так глаза и загорелись! – Свенельд усмехнулся. – Но иные стали кричать, что-де они не знают ни меня, ни моего конунга, ни наших людей, мол, им неведомо, те ли мы люди, с которыми можно надеяться на удачу.