Зов - [40]

Элли внимательно посмотрела на соседнюю полосу, потом перестроилась в другой ряд и обогнала трейлер, который ехал слишком медленно.

— Дядя и тетя Джоли живут рядом с Лаписом. У них у самих двое детей, но они оформили все документы и удочерили девочку. С тех пор прошло уже семь, даже почти восемь лет. Трудно представить, что пережила бедняжка, но она уже никогда не будет нормальной. Она постоянно убегает из дома и живет здесь, в лесу. Ее приемные родители, благослови их Бог, не в силах удержать девочку. Но все соседи знают Джоли и, если видят ее, сразу звонят им. Тогда дядя и тетя забирают девочку, если она, конечно, в настроении идти домой. Вот так.

— Она и спит в лесу?

— Да, очень часто, тем более что никто не знает здешних лесов лучше нее. Видела бы ты ее: она передвигается как маленькая рысь.

— Может быть, ей оставлять что-нибудь из еды во дворе? — сказала Дана почти серьезно.

— Ха! Уит это уже делал. Он ее даже рисовал раз шесть, я имею в виду, рисовал, как он себе представляет, потому что никогда живьем ее не видел. Думаю, Джоли — это его маленькая фантазия. Мужчины… — Элли снова усмехнулась, на этот раз немного грустно.

Дана понимающе кивнула. Из окна машины она смотрела на лес, довольно густой, чтобы укрыть кого угодно, и представляла, что если у нее когда-нибудь будет ребенок, то он будет такой же, как Джоли, — дикий и хитрый. Ей даже захотелось увидеть Джоли. Может быть, стоит все-таки что-нибудь положить для нее? Впрочем, она скорее привлечет енотов, чем маленькую девочку. Джоли и она, такие одинокие в глухом лесу…

Потом она спросила Элли про Уита, потом разговор переключился на Луиса и Кенджи, и вскоре они подъехали к галерее на Королевском пляже.

— В этом что-то есть, мне даже нравится, — повторяла Элли Разглядывая холсты.

Дана не могла понять, честно ли говорила Элли или просто хотела сделать ей приятное, потому что эту поездку предложила Дана.

На самом деле Элли смотрела на картины только с точки зрения того, как они впишутся в определенный интерьер, а точнее в интерьер ее дома. Именно это она имела в виду, говоря, что ей нравятся одни картины и не нравятся другие.

На Дану мало что произвело впечатление, поэтому она думала, что Элли говорит так из вежливости. Но ее это не очень беспокоило. На большинстве полотен было изображено озеро и его окрестности, причем достаточно стилизованно для того, чтобы привлечь внимание к художнику, и достаточно узнаваемо, чтобы их можно было продать здесь. Дана находила странным нервную энергию и напряженное взаимодействие цветов. Утки, взлетающие с поверхности озера, вытягивали перепончатые лапы, поднимая фонтаны брызг. Каким-то образом вода и небо приобретали оранжевый цвет, что резало глаз. Все это напоминало картины одного известного художника, который в основном рисовал спортсменов в движении; их тела и лица представляли собой мозаику или быстрые мазки желтого и красного. В тот момент Дана почему-то не могла припомнить имя художника.

Прилавок, где продавались каталоги, открытки и сувениры, находился при входе, а пространство позади было задрапировано. Когда Дана и Элли проходила через этот зал, они заметили перегородку, частично скрывавшую другое помещение — более интимный закуток.

— А там чьи апартаменты? — спросила Элли.

— Думаю, того художника. — Дана прочитала надпись: Алдал.

И все-таки в картинах было что-то притягивающее: вот снова вид озера, но неожиданно прохладный; покрытая туманом небольшая бухта; склон холма с пятнами густых зарослей кусков в импрессионистской манере; неясная линия берега с одиноким огоньком окна.

— Что-то не больно весело, — прокомментировала Элли от противоположной стены.

Дана подошла к ней и прочитала: «Автопортрет». Лицо представляло собой контур — изгибающуюся линию синего и коричневого цветов. Только глаза на этой картине казались законченными. Цвет, наполнявший их, странно светился, смущая зрителя. Глаза из ртути.

Дана пристально смотрела на портрет, зачарованная удивительно чувственной линией и странным сочетанием цветов. Изображенное на картине нечто было одиноко, подумала она. Впечатление не самое приятное, но все же есть что-то человечное в этом. Хотя бы глаза.

— Картины — это как исповедь, разве нет?..

Казалось, голос пробрался в мысли Даны так же незаметно, как позади них выросла фигура.

— Ну и напугали вы меня! — пожурила мужчину Элли, похлопывая его по рукаву и нервно хихикая.

— Простите, милые дамы, — сказал Ной Таггерт. — Я не нарочно.

— Ну ладно, мы вас прощаем, да, Дана? — Элли кокетливо улыбнулась.

— Спасибо, миссис Норвуд.

— Пожалуйста, называйте меня Элли.

— Элли… — повторил он, на его лице лучом света мелькнула улыбка.

— А вы, миссис Феррин, моя ближайшая соседка, как чувствуете себя в своем огромном доме?

Дана взглянула на Таггерта, и он показался ей более раскопанным, приветливым и привлекательным, чем тогда, у Кенджи. Рубашка на груди распахнута, легкая рубашка из тонкого батиста, наверное, итальянская, медно-красного с золотым цвета. Пиджак из шелковой ткани был в светло-коричневых тонах.

— Спасибо, хорошо, — сказала она, но решила, что этого недостаточно и добавила: — Прекрасно. Нам здесь ужасно нравится.