Зов Лавкрафта - [9]

Я чувствовал себя отвратительно и нелепо. Запоздалый муж с пакетом зелени и огурцов.

— Куда мы идем?

Лика проигнорировала вопрос.

— Боялась, что ты будешь против. Уверена, это интересно. В конце концов, всегда можем извиниться и тихонько уйти, — шепнула она.

Я собрался ответить и почти нашел слова, но меня прервала мелодия — та, что слышалась вчера вечером за окном. Странные звуки одновременно напоминали и мычание, и хлопки по басовым струнам.

Мелодия раздавалась из глубины соседнего двора, куда мы вскоре свернули. За беседкой, увитой тяжелой виноградной лозой, на стыке двух старинных домов показалась низкая округлая арка над разбитой лестницей. Ступеньки вели вниз, в подвал. И здания, и арка, и лестница выглядели тысячелетними. Заплесневелые трещины покрывали серые стены и декоративные колонны. За пыльными окнами не было видно ни цветов, ни занавесок.

Дум-ту-та-тум… Дум-ту-та-тум… Мелодия зазвучала громче. Монотонный мотив повторялся.

У лестницы стояли еще несколько юношей. С ними были и девушки, но спокойствия не прибавилось.

Лика и спутники уверено направились к подвалу.

— Постой, — я схватил ее за руку. Звуки отдавались внутри черепа, как удары молотком по автомобильной покрышке. — Мы не пойдем.

— Почему? — она смотрела невинными глазами, будто ничего не слышала. Будто ей не казалась странной наша компания, не вызывало подозрений приглашение неизвестно куда и даже моя паника не производили на нее впечатление.

— Брось, — Лика шутливо толкнула меня кулачком. — Посидим, послушаем. Будет скучно — уйдем. Не каждого приезжего с улицы позовут на…

— Куда?! — я не обращал внимания на удивление окружающих. — Куда позовут?! Ты сама-то понимаешь? Или я один такой?! Нет? Тогда в чем дело? Сложно нормально объяснить?!

— Не сложно… Да что с тобой? Послушай, это просто…

— Довольно!

Я резко развернулся, хлестанув пакетом по чьей-то ноге, и, не отпуская руку жены, быстро пошел прочь от подвала, навязчивой мелодии и виноградной беседки.

Вечер прошел в тишине. Мы просидели молча в разных углах комнаты. Лика — на краю кровати. Я — на неудобном стуле.

Она что-то листала в планшете, согнувшись пополам. Это всегда меня раздражало. Я пялился в книгу, но так и не добрался даже до середины страницы.

Головокружение и тошнота отступили. Я чувствовал себя гораздо лучше.

Ночью на Кау-литу обрушился ураган. Природа бушевала, как обезумевший цербер. Капли дождя с мелким градом шипели в бурлящих воздушных потоках, словно разъяренные змеи. Ветер бил в стену огромными кулаками, сгибал кипарисы почти до земли. Из щелей и вентиляции раздавался то дьявольский визг, то предсмертный волчий вой.

Я наглотался таблеток, лежал на кровати и наблюдал, как мечется в окне желтый фонарный свет. Гнев утих.

Идиотский день оставил неприятный осадок. Мы с Ликой, конечно, ругались раньше. Бывало всякое и на людях. Но к утру от ссор не оставалось следа — мы по умолчанию прощали друг друга и вели себя как ни в чем не бывало.

Лика лежала рядом, скинув тонкое одеяло. Ее грудь едва заметно поднималась. Я протянул руку, чтобы прикоснуться к белой коже, но внезапно почувствовал, что мы в комнате не одни. Желтый свет прыгал по стенам, выхватывая из полумрака неровные прямоугольники камней.

Нож по-прежнему лежал на стуле. Я пододвинулся к нему ближе. В комнате раздалось ритмичное мычание.

Мелодия зазвучала совсем близко. Справа и слева. Перед лицом и за спиной.

Дум-ту-та-тум… Там-там-ту-там-дум…

Глубокие настойчивые звуки заглушали вой ночного урагана и мягко били в низ живота. Вибрации исходили от стен.

Я присмотрелся. Ледяные мурашки побежали по коже.

Камни шевелились.

Они плавно изгибались в такт с мелодией. Вибрировали и трепетали. Чуть сморщивались, втягивались и тут же выпирали из стен: каждый в своем неведомом танце. Они были будто послушны таинственной мелодии. Податливые грани, как тонкие мембраны, чувственно реагировали на необычные звуки.

Как зачарованный, я наблюдал за движением камней и не сразу заметил настолько невероятную перемену, что ужас на время уступил место удивлению.

Подвижная поверхность втягивалась, съеживалась внутрь, постепенно раздвигая сморщенные края. Возникающие отверстия, до неприличия похожие на гигантские анусы, активно двигались. Они сжимались и раскрывались, приоткрывая внутри влажную бордовую плоть. Там, в горячих и мокрых утробах, шевелись короткие толстые языки.

Мелодия преобразилась — теперь камни подпевали, вторили неведомым позывным. Ужасающие беззубые отверстия-рты распахивались и изгибались, безобразно копируя человеческие губы.

Я посмотрел на руки. Они были красные, словно омытые кровью.

Комнату заливал ярко-алый свет. Он врывался в окно, бритвой резал глаза. Это была сама мелодия, которая звучала, обливаясь пылающим красным цветом. Это пели огромные подвижные камни вокруг. Я крепко зажмурился и зажал уши. Слезы, будто крупные виноградины, выкатывались из-под век, а откуда-то издалека донесся тонкий бессильный писк — мой крик. Крик тонкой нитью тянулся в комнату, которая оставалась где-то позади. Меня же стремительно уносила в пульсирующую бездну невыносимая, раскаленная докрасна мелодия…